— В таком случае стоило спросить ее мнения, вместо тогочтобы просто приказывать!

— Да, конечно, — кивнула Мередит. Она и помыслить не могла отом, чтобы намеренно разозлить или, еще хуже, разочаровать отца. Он заставлялдочь чувствовать себя виноватой в неудачах дня, если по ее вине у негопортилось настроение.

— Ну что ж, ничего страшного, — решил наконец Филип, видя,что дочь искренне раскаивается. — Миссис Эллис сможет перед уходом расчесатьтебе волосы. Я принес тебе кое-что, дорогая, — добавил он, вынимая из карманадлинный темно-зеленый бархатный футляр. — Ожерелье. Можешь надеть его сегодня —оно очень пойдет к твоему наряду.

Мередит нетерпеливо ждала, пока отец пытался открытьзамочек. Конечно, это золотой кулон или даже…

— Это жемчуг твоей бабушки Бенкрофт, — объявил наконецФилип, и Мередит потребовались нечеловеческие усилия, чтобы скрытьразочарование, когда отец извлек из футляра длинную жемчужную нить.

— Повернись, я сам его застегну.

Двадцать минут спустя Мередит снова стояла перед зеркалом,безуспешно пытаясь убедить себя, что она неплохо выглядит. Волосы снова свисалис плеч прямыми девчоночьими прядями, но последней каплей оказался жемчуг. Еебабка носила ожерелье почти не снимая, и, по правде говоря, оно было на нейдаже в минуту смерти. И теперь жемчуг свинцовым грузом лег на грудь Мередит.

— Прошу прощения, мисс.

Знакомый голос дворецкого заставил девочку поспешнообернуться.

— Внизу стоит некая мисс Понтини и утверждает, что она вашашкольная подруга.

Осознав, что правда наконец вышла наружу, Мередит бессильноопустилась на кровать, отчаянно пытаясь найти выход и прекрасно понимая, чтопопала в собственную ловушку.

— Пожалуйста, позовите ее.

Через несколько минут появилась Лайза, ступая так осторожно,словно попала на незнакомую планету.

— Я пыталась дозвониться, но телефон был занят целый час,поэтому рискнула приехать.

Остановившись посреди спальни, она принялась внимательноизучать обстановку:

— Кстати, кому принадлежит эта куча булыжников? В любоедругое время столь неуместное сравнение заставило бы Мередит рассмеяться.Теперь же она смогла лишь тихо, напряженно сказать:

— Моему отцу. Лицо Лайзы застыло:

— Я так и подумала, особенно когда мужчина, открывший дверь,назвал тебя «мисс Мередит» таким голосом, каким отец Викерс говорит«Благословенная дева Мария, Матерь Божья».

И, повернувшись на каблуках, Лайза устремилась к двери.

— Лайза, подожди, — умоляюще попросила Мередит.

— Ты, должно быть, неплохо повеселилась за мой счет, —язвительно бросила Лайза, круто разворачиваясь. — Потрясающий день! СначалаМарио приглашает на прогулку и пытается сорвать с меня одежду, а когда яприхожу в дом к подруге, обнаруживаю, что она все это время делала из менядурочку.

— Вовсе нет! — воскликнула Мередит. — Я позволила тебедумать, что Фенвик, наш водитель, — мой отец, только потому, что боялась дня,когда правда выплывет наружу.

— Ну да, конечно, еще бы! — с пренебрежительным недовериемотмахнулась Лайза. — Богатая маленькая крошка ужасно нуждается в подруге, такойнищенке, как я. Готова поклясться, ты и твои богатые дружки смеялись над тем,как ма умоляет тебя поужинать с нами, предлагает спагетти, и…

— Прекрати! — вскрикнула Мередит. — Ты не понимаешь! Мненравятся твои родители, и я очень нуждаюсь в твоей дружбе. У тебя братья исестры, тети и дядья и все то, что я всегда хотела иметь. Почему ты думаешь,что если я живу в этом дурацком доме, значит, все великолепно и чудесно?Посмотри, как он подействовал на тебя! Один взгляд — и ты не желаешь иметь сомной ничего общего. И так было в школе, сколько я себя помню. И, к твоемусведению, я люблю спагетти! И такие дома, как у тебя, там, где люди смеются, икричат, и шутят!

Мередит осеклась, видя, как гнев на лице Лайзы сменилсясаркастической улыбкой:

— Так, значит, тебе нравится шум?

— Наверное, — слабо улыбнулась Мередит.

— А как насчет твоих богатых приятелей?

— У меня их нет. То есть, конечно, я знаю многих своихровесников и даже вижусь с ними иногда, но все они ходят в другие школы идружат много лет. Я для них чужая… посторонняя.

— Почему отец послал тебя в школу Святого Стефана?

— Он думает, что это прекрасно воспитывает характер. Моя бабкаи его сестра туда ходили.

— Похоже, твой отец не в себе.

— Наверное, зато у него благие намерения. Лайза пожалаплечами и намеренно бесцеремонно бросила:

— В таком случае он ведет себя, как большинство отцов.

Это прозвучало слабым намеком на примирение, нерешительнымподтверждением общности, роднившей подруг, и в комнате воцарилось молчание.Разделенные огромной кроватью в стиле Людовика Четырнадцатого и почтинепреодолимой классовой пропастью, эти необычайно способные и обладающиеблестящим умом девочки наконец-то осознали всю степень различий между ними исейчас взирали друг на друга со смесью угасающей надежды и настороженности.

— Наверное, мне лучше уйти, — выговорила наконец Лайза.

Мередит тоскливо оглядела нейлоновый рюкзак, которыйпринесла с собой Лайза с очевидным намерением переночевать у подруги, подняларуку в немой мольбе, но тут же опустила, поняв, что всякие просьбы бесполезны.

— Мне тоже скоро пора уезжать, — сказала она вместо этого. —Желаю… хорошо провести время.

— Фенвик может подвезти тебя домой после того, как высадитменя у отеля.

— Я могу дождаться автобуса… — начала было Лайза, но в этотмомент впервые по-настоящему обратила внимание на платье Мередит и в ужасеосеклась:

— Кто… кто выбирает тебе одежду? Неужели ты в самом делесобираешься надеть это сегодня?

— Да. Не нравится?

— Ты хочешь знать правду?

— Не очень.

— Ну а как бы ты сама отозвалась об этом платье? Мередитрасстроенно вздохнула:

— Слово «безобразное» что-то значит для тебя? Закусив губу,чтобы скрыть смех, Лайза подняла брови:

— Если ты знала, что оно уродливое, почему купила?

— Отец посчитал его самым подходящим.