— Кем же были эти шестеро мертвецов? — спросил я.

— Стражи Круга, — ответил он. — И они уже нелюди, а одержимые злом. Молите Бога, сэр Кори, чтобы души их обрели мир.

— Стражи Круга? — переспросил я. — КакогоКруга?

— Круга Тьмы, где творятся беззакония и разгуливаютмерзкие твари… — Раненый глубоко вздохнул. — Он — источник хвори,поразившей сию землю.

— Мне эта земля не кажется такой уж пораженной, —ответил я.

— Мы далеко от Круга, а царство Ганелона — пока ещеслишком крепкий орешек для врага. Но Круг ширится. Думаю, последняя битваразразится здесь.

— Ты будишь во мне любопытство.

— Сэр Кори, если вы еще не слыхали о Круге, лучше вамвовсе забыть о нем, не расспрашивать дальше, обойти стороной и отправитьсясвоей дорогой. Ох, как бы я хотел биться рядом с вами, но битва эта — не ваша,и кто знает, чем она закончится…

Тропа стала изгибаться вверх, и за какой-то прогалиной яувидел нечто, напомнившее мне знакомые места.

— Что?.. — вырвалось у моего подопечного. —Да вы словно летели!.. Сюда-то нам и надо. Это Твердыня Ганелона.

И тут я стал думать о Ганелоне — не хотелось, но пришлось.Он был предателем и убийцей, которого я изгнал его из Авалона много столетийназад. Я просто увел его в другую Тень, то есть забросил в другое пространствои время — таким же образом впоследствии обошелся со мной мой брат Эрик. Янадеялся, что это — не то место, куда я его притащил. Непохоже — но возможно.Он был простым смертным, чья жизнь имеет отмеренный предел, а изгнал я его летшестьсот назад, но могло оказаться, что в этом мире минуло лишь несколько лет.Время — тоже функция в математике Теней, и сам Дворкин не знал всех еезначений. Хотя, может быть, он-то как раз знал, отчего и сошел с ума. Самоетрудное насчет Времени, как я понял, это творить его. Во всяком случае, едва лиэтот Ганелон — мой бывший лютый враг и верный помощник: уж тот никогда не сталбы бороться с беззаконием, поразившим страну. Скорее напротив, он постарался быпобыстрее попасть в самую сердцевину, вылавливая себе подходящую нечисть.

Беспокоил меня и тот, кого я нес. Его двойник тожеприсутствовал при опале Ганелона; выходило, что времени здесь прошлодействительно немного.

Ганелона — того, что я когда-то знал, — можно было неопасаться, и меня не заботило, узнает ли он меня. О Тени он не ведал ничего. Онзнал лишь, что я наложил на него темные чары, вместо того, чтобы убить — и еслион и выжил, то, возможно, даже сожалел об этом.

Но человек на моих руках нуждался в помощи и покое, поэтомуя все шел и шел.

И думал…

Наверно, было во мне что-то знакомое этому человеку. Этоместо не было моим Авалоном, но очень напоминало его… Быть может, здесь незабыли одну из моих собственных теней? А если помнят, то как? И как отнесутсяони ко мне истинному, если придется открыться?

Солнце уже садилось, подул свежий бриз. Приближаласьхолодная ночь. Мой подопечный снова захрапел, и я решил пробежать большую частьоставшегося пути. Не нравился мне этот лес; в потемках здесь в любой моментмогли появиться служители мерзкого Круга, о котором я не знал пока ничего, но втом, что он реально существовал, сомневаться не приходилось.

Солнце клонилось к закату, и я бежал, не обращая внимания насвои ощущения, а они говорили о том, что за мной кто-то следит — гонится ипреследует. Наконец я вынужден был перейти на шаг, ощущения переросли впредчувствие боя, я уже слышал за спиной мягкие шаги: топ-топ-топ.

Поставив на землю носилки, я обнажил клинок и обернулся.

Две. Кошки.

Сиамские кошки величиной с тигра. Ярко-желтые глаза беззрачков пылали маленькими солнцами. Увидев, что я обернулся, они сели на задниелапы и не моргая уставились на меня.

Они были шагах в тридцати. Загородив собою носилки, ядвинулся на них.

Левая кошка открыла пасть. Я ожидал услышать рык илимурлыканье. Но она заговорила:

— Человек, смертный… — Голос был слишком высок длячеловеческого.

— Пока живой, — согласилась вторая кошка похожимголосом.

— Убить здесь, — произнесла первая.

— А второй, что охраняет его с клинком, который мне ненравится?

— Смертный?

— Подойди — узнаешь, — тихо сказал я.

— Тощий и, должно быть, старый.

— Но он нес раненого от самого каирна бегом и неотдыхал. Берем в клещи.

Они шевельнулись, а я двинулся вперед. Та, что справа,прыгнула.

Клинок рассек череп, перерубил плечо. Едва я успелповернуться и вырвать клинок из раны, как вторая скользнула мимо меня кносилкам. Я в бешенстве размахнулся.

Удар пришелся по спине, клинок перерубил ее. Кошкавзвизгнула, словно мел по доске, тело ее развалилось надвое. Обе половины тутже загорелись. Первая кошка уже полыхала вовсю.

Но голова той, что я разрубил пополам, еще была жива.Пылающие глаза ее обратились ко мне.

— Я умираю последней смертью, — сказалаона, — и я знаю тебя, Открыватель. Зачем ты убил нас?

Тут пламя охватило ее голову.

Я повернулся, протер клинок, вложил его в ножны, подобралносилки и, отмахнувшись от вопроса, пустился дальше. Похоже, я началдогадываться, откуда взялась эта тварь и что имела в виду.

Но и до сих пор иногда вижу во сне горящую кошачью голову и,дрожа, в поту просыпаюсь; ночь тогда становится еще темнее, исполненнойобразов, которые я не могу распознать.

Твердыню Ганелона окружал ров, мост был поднят. Четыре башнивысились там, где сходились мощные стены. А за стенами свечами тянулись к небуеще более высокие башни, словно присосавшиеся к низким мрачным облакам. Онизатмевали первые звезды и бросали длинные черные тени на высокий холм. Кое-гдеуже светились окна, ветер доносил дальний невнятный говор.

Я встал перед мостом, опустил раненого на землю, поднес рукико рту и крикнул:

— Эй! Ганелон! Два путника застигнуты ночным хладом!

Раздалось звяканье металла о камень. Нас явно разглядывалиоткуда-то сверху. Я попытался приглядеться, но зрение мое еще далеко невосстановилось.

— Кто там? — загремел громкий голос.

— Ланс, он ранен, и я, Кори с Кабры, что доставил егосюда.