Мои слова первый стражник прокричал другому, тот третьему идалее. Через несколько минут тем же способом проследовал ответ.

А потом стражник крикнул:

— Отойдите подальше! Мы опускаем мост! Можете входить!

Сразу же раздался скрип, и вскоре подъемный мост с глухимстуком ударился о землю по нашу сторону рва. Я поднял раненого и вошел в замок.

Так внес я сэра Ланселота Озерного в Твердыню Ганелона,которому доверял как брату, иными словами, не доверял вообще.

К нам тут же бросились люди, и я вдруг обнаружил себя вкольце воинов. Вражды, однако, не чувствовалось, только беспокойство. Я вошелна освещенный факелами просторный мощеный двор, заполненный скатаннымипоходными постелями. Пахло потом, дымом, лошадьми, кухней. Здесь уместиласьедва ли не целая армия.

Люди подходили ко мне, глядели, что-то говорили друг другу.Наконец приблизились двое в полных доспехах, словно собираясь в битву. Один изних тронул меня за плечо.

— Туда, — показал он.

Я последовал приказу, а они сопровождали меня по обестороны. Подъемный мост со скрипом возвращался на место. Мы направились кглавному зданию из темного камня. Через просторную прихожую в зал приемов, апотом к лестнице. Провожатый справа жестом пригласил меня подняться. На второмэтаже мы остановились перед тяжелой деревянной дверью. Стражник постучал.

— Войдите, — раздался в ответ, к несчастью,слишком знакомый мне голос.

Мы вошли.

Он сидел у окна во двор за большим деревянным столом.Коричневая кожаная куртка наброшена поверх черной рубашки, черные брюкисвободно заправлены в темные сапоги. За широким поясом — кинжал с роговойрукояткой. На столе перед ним лежал короткий меч. Рыжие волосы и бороду припудриласедина. Глаза его были черны, как ночь.

Ганелон посмотрел на меня, а потом обернулся к двумстражникам, что внесли следом носилки.

— Положите его на мою кровать, — распорядилсяон. — Родерик, за дело.

Его личный врач Родерик был немолод и не производилвпечатления человека, способного натворить бед. Не затем тащил я Ланса из такойдали, чтобы его уморили каким-нибудь кровопусканием.

А потом Ганелон вновь обернулся ко мне.

— Где вы нашли его? — спросил он.

— В пяти лигах к югу отсюда.

— Кто вы?

— Меня зовут Кори, — отвечал я.

Он внимательно разглядывал меня, тонкие губы змеились вусмешке.

— И какова же ваша роль в этой истории?

— Не знаю, что вы имеете в виду, — ответил я.

Я сгорбился, старался говорить медленно, тихо и неуверенно.Моя борода была длиннее, чем у него, и серая от дорожной пыли. Я надеялся, чтокажусь стариком. Слова его свидетельствовали пока, что мне это удалось.

— Я спрашиваю, почему вы помогли ему?

— Как говорится, человек человеку брат, — отвечаля.

— Вы иностранец?

Я кивнул.

— Тогда рад видеть вас своим гостем столько времени,сколько вы пожелаете.

— Благодарю. Скорее всего я уйду отсюда завтра.

— А сейчас прошу разделить со мной ужин и поведать обовсем случившемся.

Так я и сделал.

Ганелон слушал внимательно, не отрывая от меня колючих глаз.Выражение «сверлить взглядом» всегда казалось мне поэтическим преувеличением,но только не в тот вечер. Он буквально пронзал меня взором. Я пытался понять,что знает он обо мне и о чем догадывается.

А потом нахлынула усталость, голова моя вдруг отяжелела.Усталость, вино, теплая комната — все навалилось разом. Я словно бы стоялгде-то в углу, слушал оттуда разговор и видел себя. И понял, что хоть накороткие усилия я уже способен, однако выносливости еще не хватает. Я заметил,что руки мои трясутся.

— Прошу прощения, — услышал я свой голос. —Усталость от дневного перехода одолевает меня…

— Конечно, прошу прощения, — ответилГанелон. — Договорим утром, а теперь спите, спокойного сна.

Он подозвал одного из стражей и приказал проводить меня. Должнобыть, по дороге я спотыкался — помнится, стражник поддерживал меня под локоть.

Всю ночь я спал мертвецким сном, и был он беспробудным идолгим. Часов четырнадцать или больше того.

Утром все мои суставы ломило.

Я умылся. На высоком столике стоял таз с водой, рядом кто-топредусмотрительно положил мыло и полотенце. Горло еще першило от пыли, глазаслезились.

Я сел, чтобы прийти в себя.

Некогда я мог пройти весь этот путь с Лансом на руках, дажене почувствовав его веса. В ту пору у меня хватило сил, чтобы прорубиться посклону Колвира к сердцу Амбера.

Те дни миновали. Я чувствовал себя таким же стариком, какимприкидывался.

Надо было что-то делать.

Вес и силы не торопились возвращаться ко мне. Этот процессследовало ускорить.

И я решил, что неделя-другая спокойной жизни и упражненийтолько пойдут мне на пользу. Пока Ганелон ни словом, ни жестом не показал, чтоузнал меня. Отлично. Я воспользуюсь его гостеприимством, столь кстатипредложенным.

Решив так, я отыскал кухню и с удовольствием поглотилплотный завтрак. На самом деле было уже время ленча, но следует называть вещисвоими именами. Хотелось курить, хотя отсутствие табака доставляло мне даженекоторое извращенное удовольствие. Судьбы следили, чтобы я не изменял себе.

Неспешно я вышел во двор, на яркий солнечный свет, и долгоевремя следил за упражнениями расквартированных там воинов.

В дальнем конце двора звенели тетивой луки. Мишени былипривязаны к снопам соломы. Я заметил, что они пользуются кольцом для большогопальца и натягивают тетиву по-восточному, а не трехпальцевой техникой, ккоторой я привык. Различие это заставила меня призадуматься о местной Тени.Мечники использовали и острие клинка, и оба лезвия, а мечи их были весьмаразной формы, как и фехтовальная техника. Я попробовал сосчитать воинов — вышлооколо восьми сотен во дворе, и бог весть сколько еще вне поля зрения. Внешностьтоже была разнообразной — бледные и темнокожие, блондины и брюнеты, и разныхоттенков между ними. Стук и звон стали не заглушали голосов. По-разномувыговаривали они слова, но все-таки по большей части вокруг звучала речьАвалона — язык Амбера.