Ах, вот оно что… Только сейчас до меня дошло,отчего Олегу разрешено появляться в коридорах издательства в столь экзотическомвиде: Левитин – мастер по улаживанию скандалов, он успокаивает и деликатновыпроваживает вон малоадекватные личности типа Ангелины Брок. А людей с левой,так сказать, резьбой в «Марко» рвется толпа, сразу и не разберешь, кто из нихавтор будущих бестселлеров, а кто вырвался на время из психушки.

– А ну иди сюда! – рявкнул Федор теперьна меня и втянул в свой кабинет. – Садись, лапа, и слушай. Не скрою,разговор нам предстоит тяжелый и неприятный.

У меня подломились ноги, тело плюхнулось впротивно-холодное кожаное кресло, на лице помимо воли наверняка возникловыражение описавшейся в гостиной кошки. Стало так страшно, что сердце заухало изаколотилось в груди, словно пойманный лисой филин.

Так и быть, открою вам секрет. Писатели, привсем своем внешне уверенном виде, на самом деле люди сомневающиеся. Все этирастопыренные пальцы, гордо задранный нос и фразы типа: «Я величайший прозаиксовременности» – на самом деле прикрывают огромный комплекс неполноценности.Большинство литераторов испытывает стресс, неся рукопись издателю: а вдруготкажут в напечатании бессмертного опуса? Конечно, можно все равно считать себясуперпупергением, только если, скажем, «Марко» выставит тебя вон, то кудадеваться? Рыскать по другим конторам? А если и там, мягко говоря, пошлют поизвестному адресу? Что тогда – напечатать свое дивное произведение на принтереи раздавать по знакомым? Утешаться мыслью о собственной необыкновенности?Восклицать: «Я слишком умен и хорош для массового читателя, тупого ималообразованного»? Но ведь любому писателю хочется еще денег и славы, этихдвух составляющих литературного труда. Поэтому без издательства автору никакнельзя.

Стороне, которая печатает книги, тоженеобходим автор. Большая часть издательств мечтает о суперработоспособномчеловеке, способном писать по восемь романов в год, которые народ начнетхватать, словно булочки в голодный месяц. Но, увы, литераторы чаще всеголенивы, сдают рукописи не вовремя, требуют за них непомерных денег, хамятредактору и пьют горькую. Алкоголиков среди прозаиков и поэтов тьма. Иногда,даже несмотря на рейтинговость литератора, издательство не выдерживает иразрывает отношения с особо противной личностью. В борьбе писатель—издатель,как правило, побеждает второй. Я могла бы сейчас назвать вам фамилии некогдавесьма успешных авторов, сгинувших в безвестность из-за собственных гадкихпристрастий или неумеренной тяги к скандалам. Да, в мире книжного бизнесажестокая конкуренция, топового автора, не стесняясь, будут переманивать, но…Дурная слава имеет быстрые ноги, и если, к примеру, до издательства «НРБ»дойдет, что писатель N, переругавшись из-за гонорара с «Марко», сбегал в некуюорганизацию и наслал на своих бывших «хозяев» налоговую полицию, то, несмотряна успех книг писателя N, «НРБ» не захочет иметь с ним дело. Да оно и понятно,почему – кому нужен отвязный скандалист, правдоруб, «борец за справедливость»,искатель контрафактных тиражей?

Я в этом смысле не исключение. То есть яужасно боюсь оказаться за бортом «Марко». Правда, характер у меня нереволюционный, но вот рукописи задерживаю часто, нарушаю сроки, указанные вконтракте… Все, кажется, терпению «Марко» пришел конец.

– Моему терпению пришел конец! – рявкнулФедор.

Я зажмурилась и постаралась слиться с креслом.Вот он, самый страшный и черный момент в моей жизни. Хотя, если вдуматься,ничего ужасного, ну не получилось забраться на вершину, как, скажем,писательнице Смоляковой… И что теперь, умирать, что ли? Работу себе я найду…

– Отвечай немедленно, – затопалФедор, – что на тебе надето?

Я, ожидавшая чего угодно, кроме этого вопроса,икнула и ответила:

– Ну, джинсы.

Федор тяжело вздохнул:

– Очень правильный ответ, именно «ну, джинсы».Что это за фирма такая «ну, джинсы»? Где откопала замечательные тинейджеровскиештанишки? Ты хоть понимаешь, что у тебя на заду написано?

– Да, – закивала я. – Написано:«Охраняйте природу».

– Сама перевела?

– Нет, – честно призналась я. –Английским не владею, продавец сказал.

Федор схватил со стола газету «Желтуха» иначал обмахиваться ежедневным изданием, которое приличный человек побрезгуетвзять руками без перчаток.

– Нет, киса, – прошипел он, – тамвышито: «Пошли все сюда».

Я закашлялась. Неужели и правда? Теперьпонятно, почему Кристина, провожая меня сегодня в издательство, воскликнула:

– Прикольные джины! Где взяла?

– А твой пуловер с вышитой собачкой… – началвновь брызгать слюной Федор, – а сережки из дерьма… а часики за сторублей… и еще баретки… Боже ж мой! Ну в какой лавке ты раздобыла эти розовыеговнодавы с зелеными шнурками? А? Немедленно отвечай!

Мне стало обидно до слез.

– Знаешь, моя одежда – это моя одежда!

– Ошибаешься, лапа, – широко улыбнулсяФедор. Потом он швырнул на стол «Желтуху» и велел: – А ну читай! Как раз просвою одежду!

Сначала мои глаза увидели фото: щуплыйребенок, одетый в нелепые сапожки на платформе, слишком широкие брюки и излишнесвободный пуловер, держит в руках книгу. Девочке явно следовало сходить кпарикмахеру, потому что волосы у нее стояли дыбом. Шестиклассница напоминалаиспуганную кошку (если видели когда-нибудь, как та ощетинивает шерсть припоявлении внезапной угрозы, то поймете, о чем сейчас речь). Еще жаль, чтоподростки не желают слушать ничьих советов: сними девочка отвратительнорастянутый свитерок, смотрелась бы вполне симпатично. Потом я внезапно поняла,что школьница держит не слишком чистой лапкой мою новую книгу, и тут жевоскликнула:

– Какая милая девочка!

– Кхм, – закряхтел недовольноФедор, – снимочек потом позыришь, текстуху изучи.