– Она заболела! – крикнули из коридора.

– Лена, зайди.

– Ленка ушла за лекарствами.

– Да что у нас происходит, черт возьми! – вскипел КонстантинПетрович. – Средний персонал шляется незнамо где, а врач должен бабку тащить?

– Давайте я отведу старушку, – быстро предложила я.

Константин Петрович сунул мне пухлый конверт:

– Ступайте на выход, машина у подъезда.

Я подхватила безучастно взиравшую на происходящее бабку иосторожно потянула почти невесомое тельце к лифту. Внизу стояли четыре легковыхавтомобиля, но ни один из шоферов не собирался ехать в Репнево. В полнойрастерянности я оглядела двор и заметила разбитый «рафик» темно-защитногоцвета, с замазанными краской окнами. Внутри на водительском месте сидел дядька,похожий на груду макулатуры.

– Вы из Репнева? – спросила я.

– Ага.

– За бабушкой?

– Нам однофигственно, за кем, – пробубнил водитель, –бабушка, дедушка, курочка Ряба… лишь бы бумаги были в порядке, а то вози старыекости взад-вперед из-за того, что печати нет.

Я протянула ему конверт.

– Ладно, – буркнул дядька, – запихивай бабуську.

– Можно мне с вами до Репнева?

– Залазь, – милостиво разрешил водитель и завел мотор.

Подскакивая на ухабах и отчаянно дребезжа металлическимивнутренностями, «рафик» покатил вперед. Езды оказалось около пятнадцати минут.Сквозь замазанные окошки не было видно дороги, и я, полагавшая, что Репнево –это название подмосковной деревеньки, страшно удивилась, увидев вокруг блочныедома и деловито снующие машины.

– Вылазь, – буркнул шофер, – конечная, Репнево, следующаякрематорий.

Никак не отреагировав на грубую шутку, бабушка сталавставать. Я выскочила первой, помогла старухе спуститься и хотела былоспросить, куда нам идти, но «рафик» взревел мотором и исчез. Я растерялась.Здорово вышло, стою с полубезумной старушкой посреди улицы. Придется спрашиватьу прохожих, где тут дом престарелых. Очевидно, бабушка еще не растеряла остаткиума, потому что она внезапно хрипло сказала:

– Через дорогу пошли. Вон, видишь, домик за заборомпрячется? Оно и есть, место проклятое, Репнево.

– Почему же проклятое? – для поддержания разговорапоинтересовалась я, таща бабуську к подземному переходу. – Дом как дом, вполнедаже симпатичный, на детский садик похож.

– Это с виду, – вздохнула старушка, – а внутри ад кромешный.Вот отдохнула в больнице, поела по-человечески, поспала на простынях да наподушке, и хватит, конец счастью, пожалуйте в сатанинское место. Одно не пойму,за какие грехи мне эти муки!

Она бормотала и бормотала, мне делалось все больше ее жаль.Наконец, мы доплюхали до большой железной двери и позвонили в звонок.Высунулась румяная девка лет двадцати пяти.

– О! – воскликнула она. – Петровна! Не померла!

– Жива пока, – с достоинством ответила бабушка.

– А мы уж решили, все, отбросила ты полусапожки, –радовалась девица, – вещи твои на склад сволокли, а место другой отдали. Нупогодь тут, сейчас сообразим, куда поселить.

И она ушла, хлопая шлепками по голым пяткам. Бабуськанавалилась на стену, у нее сильно дрожали руки.

– Ласковая у вас дежурная, – хмыкнула я.

– Люся еще ничего, – тихонько ответила старушка, – вотВалентина, та чистая гидра, может ударить. Самые хорошие тут на третьем этажеслужат, вот туда бы попасть..

– А вы попроситесь сейчас, – посоветовала я, – может,переведут.

Бабушка мелко засмеялась.

– Что ты, милая! Там платных держат.

– Кого?

– Ну есть такие люди, которые еще не совсем совестьпотеряли. Сдадут родителей в интернат, но не бросят, а платят за них. Вот такимвсе условия. Палаты с одеялами, и телевизоры стоят, холодильники. Кормят ихнормально, эх, да что там, – махнула старушка рукой.

– Ваши заплатить не могут? Бабуся грустно улыбнулась:

– Так если бы дочка моя жива была, разве же бы отдала менясюда? Никогда. Только все поумирали: и муж мой, и дочь. А сын – алкоголик, разв месяц является, когда пенсию выдают, и ругается, что я ему на бутылку неотсыпаю.

– Эй, Петровна, – заорала с лестницы Люся, – дуй сюда, вдвенадцатую комнату!

– Ну, спасибо тебе, – с достоинством кивнула бабушка иуползла.

Я осталась стоять посреди длинного грязного коридора, кудавыходило невероятное количество дверей.

– Ищите кого? – поинтересовалась вернувшаяся Люся.

– Да, заведующую.

– А зачем вам?

– Хочу сюда тетку определить.

– Ну, – засмеялась Люся, – не так это просто, кучу бумагсобирать надо.

– Даже в платное отделение?

– Так вы за деньги? – страшно оживилась Люся. – Ступайте натретий этаж, комната тридцать восемь. Там Вероника Глебовна сидит. Денежнымипациентами она занимается.

Стараясь не дышать глубоко, я поспешила по коридору квиднеющейся вдали лестнице. Окружающая обстановка действовала угнетающе. Попротертому до дыр, потерявшему всякий цвет линолеуму двигались, словно тени,замотанные в рванину старушки. Очевидно, администрация экономила на всем. Путьмой лежал мимо многочисленных комнат, двери в которых были открыты нараспашку.Обстановка напоминала тюремную. Железные кровати, выкрашенные краскойневероятного колера, этакой помесью между грязно-зеленым и мрачно-серым.Постельного белья бабушкам не давали, впрочем, занавесок тоже не было в помине,а столы были накрыты газетами. Чем дальше я шла по коридору, тем сильнейсжималось сердце. Господи, не дай бог оказаться в старости в подобном месте! Ужлучше сразу умереть!

Ноги пронесли меня мимо столовой, в нос ударилотвратительный запах тушеной кислой капусты и чего-то тошнотворного. Я взлетелана второй этаж и чуть не скончалась от вони, которую издавал находящийся понепонятной причине на лестничной клетке туалет. Зажимая нос рукой, я добежаладо третьего этажа и покачала головой. Перед глазами нарисовалась иная картина,и до носа долетали другие запахи.