– Так что зачем в Прагу-то? – продолжалдемерит. – Нет смысла. Я б не ехал на вашем месте. Да и Пасха на носу. Гдесобираетесь Воскресение Господне встретить, где свяченого отведать, где яичкомподелиться? Во рву придорожном?

– Да в чем дело? – взорвался Гоужвичка. – А?

– Да в вас. – Шарлей продолжал улыбаться, Самсонпродолжал кивать головой. – В вашей пользе, братья во Христе.Возвращайтеська вы, советую, домой. Не говорите только, что вам долг непозволяет. От долга, то есть от этого молодого человека, охотно вас избавлю.Выкуплю его у вас. За тридцать мадьярских дукатов. – Резким движением онотцепил от ремня мошну и высыпал на стол горку золотых монет. Заградил чуть неподавился. У остальных глаза едва не повыскакивали из орбит. Гоужвичка громкопроглотил слюну.

– Это кааак? – сумел наконец выдавить он. –Кааак? Чтооо? Вы того… Вы… его?

– Ну, его, конечно, – Шарлей сложил губы всоблазнительную улыбку, жеманно пригладил волосы на висках. – Именно егохочу поиметь. Путем купли. Уж больно мне по вкусу пришелся. Обожаю таких ладныхмальчиков, особенно блондинов… Да что это ты так странно на меня смотришь-то,брат? Может имеешь предубеждения? Или нетерпим?

– А чтоб вас! – гаркнул Гоужвичка. – Чегонадобно, а? Валите отсюда! В другом месте себе мальчиков покупайте! Тутникакого торга не будет!

– Тогда, возможно, – Самсон скорчил гримасукретина, сморкнулся, размазал сопли рукавом, вытащил и поставил на стол кости икружку. – Возможно, тогда изволите госпожу удачу? Сыграем? Присутствующийздесь молодец против наличных здесь тридцати дукатов. Решает один бросок. Яначинаю.

Кости покотились по столешнице.

– Два очка и одно очко, – подытожил Самсон,изображая огорчение. – Три балла. Ай-ай… Ой-ой-ой… Небось проиграл я,просто проиграл… Ну и дурак я. Ваша очередь, господа. Прошу бросать.

Радостно осклабившийся Заградил протянул руку к костям, ноГоужвичка стукнул его по пальцам.

– Оставь, едрена мать! – заорал он с грознойминой. – А вы, сударики, валите прочь. Вместе с вашими дукатами! Дьяволвас сюда привел! К дьяволу и убирайтесь!

– Наклонись-ка ко мне, – процедил емуШарлей. – Имею что-то тебе сказать.

Никто, имей хоть чуточку масла в голове, не послушал бы.Гоужвичка послушал. Наклонился. Кулак Шарлея попал ему в челюсть и смел соскамьи.

В то же мгновение Самсон Медок протянул могучие руки,схватил двух совинецких кнехтов за волосы и бахнул головами о стол, ажподскочила и посыпалася посуда. Сметяк рефлекторно схватил со стола липовуюмиску и со всей силы зацедил ею здоровилу в лоб. Миска треснула пополам. Самсонпоморгал глазами.

– Поздравляю, мил человек, – сказал он. –Удалось тебе меня захерачить.

И врезал Сметяка кулаком. С ошеломляющими последствиеми.

Тем временем Шарлей красивым боковым свалил под столЗаградила, раздал пытающимся встать кнехтам несколько тугих пинков, меткопопадая в пах, живот и шею. Рейневан прыгнул на Гоужвичку, который стоял начетвереньках и поднимался с пола. Гоужвичка вырвался и рубанул его локтем простов раненное ухо. У Рейневана потемнело в глазах от боли и ярости. Он заехалГоужвичку кулаком, добавил еще раз, второй, третий. Гоужвичка обмяк, уткнувшисьлицом в доски. Заградил и два остальных кнехта отползли за скамью, поднятымируками давали понять, что с них довольно.

Из-за печи доносились отголоски ударов и сухие стуки лба остену. Это Шарлей и Самсон молотили забившегося в угол Сметяка. Битый Сметякужасно кричал.

– Ради Бога, господины! Не бейте уже! Не бейте! Ладноуж, ладно, берите парня, коли хотите, отдаю его, отдаю!

Шарлей еще раз проверил, задвинуты ли засовы как следует,встал, отряхнул колени. Корчмарь, красный от волнения и возбуждения, следил закаждым его движением, нервно водя глазами.

– Не открывай аж до завтрашнего утра. – Шарлейпоказал на люк в полу. – Пусть там сидят. Если потом будут кипятиться,скажешь им, что я тебе смертью пригрозил… А вот это, на, – дашь им подукату каждому. Скажешь, что это от меня в качестве возмещения ущерба. А вотэто, держи, – дукат для тебя. За ущерб и неприятности. Эх, гулять – такгулять, бери два. Чтобы приятней меня было вспоминать.

Корчмарь торопливо принял деньги, громко проглотил слюну.Из-под люка, из подвала доносились приглушенные крики, ругань и глухой стук. Нолюк был дубовый и на замке.

– Это ничего, вельможный пан, – сказал поспешнокорчмарь, опережая Шарлея. – Пусть колотят, пусть проклинают. Не отомкнуаж до утрени. Помню, что вы приказали.

– Истинно, – взгляд и голос Шарлея стал на тонхолоднее, – лучше, чтоб ты не забыл. Самсон, Рейнмар, по коням! Рейнмар,что с тобой?

– Ухо…

– Не ной, не стони. Кто хочет быть глупым, должен бытькрепким.

– Как вы меня нашли? Откуда узнали?

– Это длинная история.

в которой Рейневан оставляет только что найденных друзей наострове Огия, а сам отправляется в путь. Чтобы вскоре предстать передреволюционным трибуналом.

Ехали. Сначала галопом, замедляясь только на подъемах. И длятого, чтобы не загнать лошадей. Ехали так, что земля летела из-под копыт. Нокогда от корчмы в Либине их отделяла где-то миля, когда между ними и Либинойуже были холмы, боры, леса и чащи, сбавили темп. Не было смысла гнать.

Веял ветер с гор, теплый весенний ветер. Кавалькаду велСамсон, выдвинувшись во главу ее. Шарлей и Рейневан ехали вровень, бок о бок,не стараясь догнать гиганта.

– Куда едем?

– Шарлей! Куда ведет эта дорога?

Конь Шарлея, красивый вороной жеребец, затанцевал, ничуть неутомившись от скачки. Демерит похлопал его по шее.

– В Рапотин, – ответил он. – Это село подШумперком. Мы там живем.

– Живете? – Рейневан рот открыл отудивления. – Тут? В каком-то Рапотине? А меня как нашли? Каким чудом…

– Это было, – прыснул Шарлей, – одно из целойсерии чудес. И что ни чудо, – то все более удивительное. Началось тринедели тому. С того, что Неплах откинул копыта.

– Что?