Ройс нахмурился, перед его мысленным взором предсталфатоватый старик Болдер.

— Ну и вот, я вошла в большой зал Меррика, перед темнесколько часов у себя в спальн?? отрабатывая походку.

— Вы отрабатывали походку? — переспросил Ройс со смешаннымлюбопытством и недоверием.

— Ну разумеется, — весело отвечала Дженни. — Понимаете, я хотеладоставить удовольствие своему будущему господину, представ перед ним в самомлучшем свете.

И мне не подобало врываться в зал и вести себя чересчурразвязно или вползать чересчур медленно и создавать впечатление излишнейскованности и нерешительности. Это был необычайно трудный вопрос — как войти,не говоря уж о том, что надеть. Я пребывала в ужасной растерянности ипосоветовалась с двумя своими сводными братьями, Александром и Малькольмом,чтобы они высказали мужское мнение. Уильяма, очень милого, не было, он уезжал втот день из дома с моей мачехой.

— Они, безусловно, должны были предупредить вас насчетБолдера.

Ее взгляд заверил его в обратном, и даже тогда он не былготов к приступу острой жалости, увидев, как она покачала головой.

— Как раз наоборот. Александр сказал, что, по его мнению,выбранное мной платье мачехи недостаточно хорошо, и уговорил надеть вместо негозеленое и взять мачехины жемчуга. Я так и сделала. Малькольм предложил нацепитьна бок драгоценный кинжал, чтобы будущий муж не затмил меня своим блеском.Алекс сказал, что волосы у меня причесаны слишком просто, да к тому же оницвета морковки, и посему их надо накрыть золотой вуалью и подвязать ниткой ссапфирами. А потом, когда я оделась по их указаниям, они стали учить меня ходить…— И, словно благородство не позволяло ей рисовать столь непривлекательный образсводных братьев, она весело улыбнулась и проговорила решительно и убежденно:

— Конечно, они надо мною шутили, как шутят все братья надсестрами, но я была с головой погружена в грезы и ничего не заметила.

— Ройс, понимавший, что воистину за этим скрывалось, счелподобные шутки бессердечной жестокостью, ощутив внезапное непреодолимое желаниезаехать кулаком в физиономии ее братьев.

— — Я так беспокоилась о каждой мелочи, — весело продолжалаДженни, точно подсмеивалась над собой, — что окончательно опоздала выйти ивстретить своего нареченного. Потом наконец явилась, прошествовала через весьзал как раз с нужной скоростью, на подгибающихся ногах, причем подкашивалисьони не только от волнения, но и под тяжестью драгоценных камней и золотых цепейна шее, на груди и на поясе. Видели бы вы взгляд моей бедной мачехи, когда онарассматривала сей ослепительный наряд! — рассмеялась девушка, не подозревая оклокочущей в груди Ройса злости. — Мачеха позже заметила, что я была похожа находячий сундук с драгоценностями, — фыркнула она и, подметив мрачную тень налице своего похитителя, поспешно прибавила:

— Она не хотела меня обидеть. На самом деле она оченьдобрая… Она смолкла, и Ройс подтолкнул:

— А ваша сестра Бренна? Она что сказала? Взгляд Дженниферпотеплел.

— Бренна всегда находит, что можно сказать обо мне хорошего,какими б серьезными ни были мои ошибки или дурные поступки. По ее словам, ясияла как солнце, луна и звезды. — Дженни захихикала и сверкающими от весельяглазами взглянула на Ройса. — Ну и конечно, все так и было, я и впрямь сияла.

Ройс тоже взглянул на нее и голосом, хриплым от переживаний,которых он не мог ни понять, ни сдержать, натужно вымолвил:

— Есть женщины, не нуждающиеся в драгоценностях, чтобыблистать. Вы — одна из них.

Рот Дженнифер приоткрылся от изумления, и она выдохнула:

— Это что, комплимент?

Искренне раздосадованный тем, что она сводит его слова кникчемным любезностям, Ройс коротко передернул плечами и сказал:

— Я солдат, а не поэт, Дженнифер. Это всего лишь факт.Продолжайте рассказ.

Сконфуженная и растерявшаяся Дженнифер заколебалась, потомрешила не обращать внимания на несчетные перемены в его настроении. Сноваподкрепившись яблоком, она весело продолжала:

— В любом случае лорд Болдер не разделяет вашего отношения кдрагоценностям. Честно говоря, — рассмеялась она, — у него чуть глаза на лоб невылезли, так очаровал его мой блеск. Его, собственно, столь поразила этаоткровенная выставка, что он бросил лишь беглый взгляд на мое лицо, повернулсяк отцу и сказал: «Я ее беру».

— И вы просто так взяли и обручились? — нахмурившись,спросил Ройс.

— Нет, вовсе не просто так. Я едва не лишилась чувств, дотого обомлела, впервые взглянув на «возлюбленного». Уильям меня подхватил,прежде чем я рухнула на пол, и посадил на скамью у стола, но даже сидя ипытаясь прийти в себя, я все никак не могла отвести глаз от лорда Болдера! Малотого, что он старше моего отца, но еще и худой как палка, и у него были… э-э-э…— Голос ее прервался, она заколебалась в нерешительности. — Мне не следуетрассказывать вам остальное.

— Расскажите мне остальное, — приказал Ройс.

— Все? — жалобно откликнулась Дженнифер.

— Все.

— Хорошо, — вздохнула она, — только это не очень красиваяистория.

— Так что еще было у Болдера? — допытывался Ройс, начинаяусмехаться.

— Ну.. у него были… — Ее плечики печально поникли, и онапрошептала:

— у него были чужие волосы!

Шумный раскатистый хохот вырвался из груди Ройса, слившисьсо звонкою музыкой ее смеха.

— Едва я успела опомниться от этого, как тотчас заметила,что он ест самые странные вещи, какие я видела в своей жизни. Братья, когдапомогали решить, что мне надеть, все шутили между собою насчет желания лордаБолдера каждый день обязательно есть артишоки. Я сразу же сообразила, чтостранные на вид жареные штучки, наваленные на его тарелке, должно быть, и естьтак называемые артишоки, и именно из-за этого меня вскоре выставили из зала, алорд Болдер раскричался.

Ройс, уже догадавшийся, почему Болдер ел овощи,способствующие увеличению мужской силы, изо всех сил старался сохранитьсерьезность.

— А что случилось?

— Ну я очень нервничала, честно говоря, была простопотрясена перспективою свадьбы с таким жутким кавалером. Будет верней назватьего девичьим кошмаром, а вовсе не грезой, и, разглядывая его за столом, яиспытывала самое неподобающее для леди желание закрыть глаза руками и завопитькак дитя.

— Но вы этого, конечно, не сделали, — предположил Ройс, сулыбкой вспоминая ее несгибаемый дух.