Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях,лицо было в слезах, губа оказалась прокушенной до крови. Единственное, за что яи впрямь испытывал благодарность, — куалькуа всё же убрал рану на шее.

— Пётр… — Маша коснулась меня. — Как ты?

— Как? — Я неуклюже поднялся. — Я — снова я. Вот и всё.

Меня чуть пошатывало, но боль уже исчезла, её сменилоблаженное расслабление.

— Таким ты мне больше нравишься, — вдруг сказал рептилоидголосом деда. — И… я тебе завидую, мальчик мой.

Я кивнул. Я понимал деда. Ему никакая боль не поможетвернуть прежнее тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:

— Всё же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.

— Он заметит преображение на любом расстоянии, — огрызнулсяя. — Успокойся. Его это просто не волнует.

Почему-то мне не хотелось смотреть в глаза спутникам. Я отёрлицо, огляделся.

Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И,признаться, неуютной. Воздух всё же был прохладен для нас. Почва, издалека таккрасиво расцвеченная звёздной иллюминацией, — простой каменистой землёй. А кпылающему миллионом звёзд небу мы уже немного пригляделись.

— Какая-то дурацкая ассоциация появляется, — поморщившись,сказал Данилов. Он вёл себя так, словно ничего не произошло. Что ж, спасибо. —А? Петя? Есть у тебя такое ощущение, что всё это… — он взмахнул рукой, — что-тоочень знакомое? Вот только в новой обёртке. В пышной.

В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и уменя вертелась. Неуловимая. Призрачный, карнавальный свет… безжизненная даль…стерильное безмолвие.

— Карел, можешь что-нибудь предположить?

— Догадки — не самая сильная моя сторона.

— Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы — как раз по егочасти.

Через неуловимый миг счётчик передал контроль своемуквартиранту.

— Спасибо, Петя, — первым делом сказал дед. — Ящерка не такхолодна, как хочет казаться… нипочём не уступает место.

Рептилоид энергично покрутил головой. Дед наслаждалсявозможностью самостоятельного обзора.

— Вот и сбылась моя мечта — своими ногами ступить на чужуюпланету. Наполовину сбылась, — с мрачной иронией изрёк дед. — Что ты хочешьспросить, Пит?

— У тебя не появилось никаких ассоциаций?

Дед помолчал.

— Ничего особенного, Петя. Так… из разряда красивостей.Чистилище.

— Что?

Если сейчас дед ещё способен был смущаться, то этопроизошло.

— Я же говорю — абсолютная лирика! Чем-то подобным япредставлял себе тот свет. Ни рай, ни ад, а именно чистилище. Как там у Данте…э… «я поднял взгляд очей»… э…

— «Казалось, твердь ликует их огнями; о северная сираястрана, где их сверканье не горит над нами!» — невольно подхватил я.

Маша громко фыркнула. И неожиданно попросила:

— Андрей Валентинович, не давите нас поэзией! Боюсь, тут всёбудет куда реальнее и неприятнее, чем загробный мир.

Я уставился на деда. Первый раз после воплощения в телерептилоида Маша заговорила с ним. Неужели всё же согласилась, что он осталсячеловеком и в теле счётчика?

Но вряд ли дед способен простить ей предательство…

— Хорошо, Маша, — добродушно ответил дед. — Не буду давить.Я прекрасно помню, что твоим любимым поэтом был Пушкин, любимым писателем —Толстой, а любимой музыкой — «Лунная соната».

Кажется, она покраснела. Вот уж не пойму почему. Вроде быничего обидного дед не сказал.

С минуту ещё мы топтались вокруг корабля, будто ожидая. Чегоугодно — торжественной делегации с цветами, толпы мыслящих грибов или танковогокорпуса. Но мир Тени игнорировал нас столь хладнокровно, словно и впрямьсостоял лишь из голой равнины.

— Ну что, пойдём? — Данилов вопросительно посмотрел на меня.— Кажется, туда…

— Счётчик помнит точное направление, — сказал дед. — Онпросит меня уйти на второй план… так что — до свидания.

Рептилоид выдержал короткую паузу и продолжил:

— Я готов служить проводником. Будем двигаться?

Я кивнул.

— Эти идиоты Геометры, — буркнула Маша, — моглипредусмотреть в корабле какой-нибудь НЗ. Компас, оружие, палатка… хотя бы наслучай аварийной посадки.

— У них не бывает аварийных посадок, — бросил Данилов. —Хорошо ещё, что они не разучились питаться в процессе эволюции.

Вспомнив приторно-солоноватый вкус пищи Геометров, я покачалголовой:

— Когда попробуешь содержимое консервов, у тебя появитсяшанс изменить мнение.

Идти было легко. Поверхность казалась выглаженной,утрамбованной. Словно и впрямь, как в версии деда, тут проводили какие-тоиспытания. Почему-то вспоминались степи вокруг Байконура — однажды послепосадки мы устроили ночной пикник с ребятами из русских экипажей, казахскимитехниками и Мэн Ли Дзяном, начальником отдела грузовых перевозок. Только тогдагорел костёр, жарились шашлыки, бывший выпускник МГУ Сакен Жубанов по просьбеМэн Ли виртуозно исполнял на домбре китайские песни, рекой лилась мерзкаясиньдзянская рисовая водка, а я потягивал бутылочку пекинского пива —неожиданно приятного на вкус… Звёзд, конечно, в небе было меньше. И пылипобольше. Здесь почему-то пыли нет совсем. И травы нет никакой. В поруустраивать санаторий для аллергиков и астматиков.

— Абсолютное отсутствие растительности, — словно прочитавмои мысли, произнёс Данилов. — Очень странно. Откуда кислород?

— Из морей, — немедленно заключила Маша.

— Здесь материки занимают в четыре с лишним раза большеплощади, чем моря, — ответил я, вспомнив доклад корабля.

— Вполне достаточно.

— А откуда тогда плюсовая температура?

Маша промолчала. Лишь через несколько минут заметила:

— Нас поразило то, что Геометры перестраивали свою планетуна манер учебника. Нас привело в ужас, что они способны передвинуть своюзвёздную систему через всю Галактику. Но создать целую планету… ладно, пусть несоздать — окружить кислородной атмосферой и отапливать — полагаю, Геометрам этоне под силу.

С ней никто не спорил, но вскоре Маша добавила:

— Пётр, у меня нет ни малейших надежд тебя переубедить. Ивсё же — тебе не кажется, что не стоит рассчитывать на союз с такойцивилизацией? По меньшей мере наивно ждать помощи от тех, кто используетпланеты в качестве тёмных чуланов…