Мой дед наставительно произнёс:

— Любое сужение вариантов ведёт к проигрышу. Жёстко заданныйвектор может быть тактически выигрышным, но стратегически рано или позднообречён на провал. Обдумывайте ситуацию сами.

В его голосе читалась ирония.

— Ладно. Я уступаю место Карелу, — решил дед. — Если япопытаюсь идти самостоятельно, мы тут застрянем на пару недель.

Рептилоид упруго встряхнулся, и я спросил:

— Карел, а ты знаешь, что предположил дед?

— По условиям нашего соглашения я не могу контролировать егомысли, — быстро ответил счётчик.

Наверное, это навсегда останется утверждением, которое я несмогу проверить.

Но выхода не было, и я молча кивнул.

— Ещё километров пять, — сказал Данилов. — Верно? Пётр, аесли мы там ничего не найдём?

Победителей, как известно, не судят.

Я думал об этом, пока наша странная экспедиция продолжалапуть по планете Тени. Может быть, я действительно не прав? И Данилов с Машейприняли единственно верное решение, приведя корабль Геометров к Земле?

Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Дажекогда случались в жизни поражения — все они были лишь раздражителем, трамплиномдля новых успехов. Все эти дурацкие олимпиады… «молодая надежда России»…«будущая гордость Отечества»… Училище, космофлот… Да, никаких особых жизненныхамбиций у меня не было. Зато уверенность в том, что любое начатое делоокончится победой, никогда меня не оставляла. Даже когда я сажал несчастную«Спираль» на шоссе, под всей паникой, под злостью и покорностью судьбеоставалась уверенность — справлюсь.

Победителей не судят, но почему я решил, что смогу победитьи в этот раз?

Если цивилизация Тени окажется ещё большим злом, чем Конклави обитатели Родины? Если мы просто не в силах будем её понять — как, возможно,случилось и с Геометрами? Если эти планеты пусты?

И последнее предположение казалось всё более и болееобоснованным.

Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и яузнал её не сразу. «На пыльных тропинках далёких планет»… Впрочем, следов мы неоставляли — эта планета казалась хорошо убранной и пропылесосенной.

До той точки, которую корабль обозначил как «нехарактернуюструктуру», оставался какой-нибудь километр. Но я не видел там ничего,абсолютно ничего. Никаких сооружений, никаких энергетических вихрей, ничего,что только можно было бы принять за проявление иного разума.

Равнина. Пригорок. Звёздный свет. Мы шли вперёд, счётчикпо-прежнему уверенно вёл нас, но с каждым шагом меня всё больше и большеохватывало отчаяние.

— Мне очень жаль, — вдруг сказал Данилов. — Пётр, тыслышишь?

До боли в глазах я всматривался в залитую разноцветнымсиянием пустыню. Может быть, за холмом?

Вот только что там может скрываться?

— Мы вполне можем исследовать другую подобную аномалию, —произнесла Маша. — Или полетать над планетой. Корабль же способен наатмосферные полёты?

Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем жеснисхождением я отнёсся к Маше и Данилову после их пленения — когда ониубедились, что выхода нет и сопротивляться не стоит.

Только счётчик молчал. Топал вперёд целеустремлённо инеутомимо. Он-то и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроитальянс Земли и Геометров, а уж тем более — потеря привилегированной роли живыхсуперкомпьютеров. Но неужели он ещё не понимает — орешек оказался нам не позубам? То, что напугало Геометров, останется для нас непостижимым… значит, мыне сможем вмешаться в надвигающиеся события.

— Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? — спросиля.

Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову.Потом попросил:

— Возьми меня на руки.

Я поднял его со странным ощущением — в моих руках, укрытые вмаленьком теле, были сейчас два разума… вероятно — одни из самых острых вГалактике. Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходитсявмещать.

— Подними выше, — приказал рептилоид.

Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли —человек с серым вараном на воздетых к небу руках.

— Вижу, — спокойно сообщил рептилоид. — Опускай.

— Что там? — спросил Данилов. Голос его напрягся.

Глаза рептилоида сверкнули.

— Человек.

— Что? — Данилов посмотрел вперёд, наклонился надрептилоидом. — Где?

— За холмом. Человек. Один. Движется навстречу.

Через мгновение мы уже бежали вперёд. Подъём был пологим,нетяжелым, рептилоида мы опередили вмиг, но ничего, совершенно ничегонеобычного не видели.

Пока не достигли вершины холма.

Бежавший впереди Данилов застыл, присел в стойке стартующегобегуна, словно пытаясь спрятаться. Рядом замерла Маша. Я остановился междуними, всмотрелся.

Метрах в ста от нас стоял человек.

Кажется — девушка. Кажется — молодая. Звёздная иллюминацияпозволяла различить лишь фигуру и длинные волосы, но не черты лица.

— Ну вот, — неожиданно спокойно сказал мне Данилов. — Тыоказался прав, парень. Хотя бы в чём-то…

Человек не шевелился. Стоял, подняв голову, глядя на вершинухолма, на нас. Казалось, что особого удивления он не испытывает. Словно набесконечных пустынных просторах люди встречаются постоянно.

Люди?

А ведь Карел не удивился тому, что нам встретился гуманоид!Неужели — ждал именно этого?

Я отстранил Данилова. Вышел вперёд. Поднял руку, пытаясьобратить на себя внимание.

Фигурка шевельнулась. Тоже махнула рукой, плавно,неторопливо. И двинулась навстречу.

Вот и контакт!

Шаг, другой… Я вдруг увидел, что девушка — именно девушка,теперь сомнений в этом уже не оставалось — шла не совсем к нам. Куда-то вбок…на каменистый пятачок, чем-то неуловимо отличающийся от остальной пустыни. Толи выглаженный ровнее, то ли более тёмный — словно над ним не властен былзвёздный свет.

— Стойте! — крикнула Маша. — Подождите!

— Эй! — завопил Данилов.

Мы поняли, что сейчас произойдёт, одновременно. Но ничегоподелать уже не могли. Девушка замедлила шаг, будто колеблясь. Да что же этотакое, неужели наши крики и жесты не вызывают у неё ни малейшего любопытства?