– Принцесса задает тебе вопрос, Маг.

Она слишком увлеклась, перебирая кудри у него на затылке,чтобы замечать что-то еще. Она не была глупа, но я за ней такое уже замечала:от прикосновения к сидхе она будто пьянела.

Она выглянула из-за его шеи, нервно трепеща крыльями.

– Что?

– Ты знаешь любовника Беатриче?

– Вот он, – показала она на Гарри.

– А любовник-сидхе у нее был?

Глаза феи широко распахнулись.

– Сидхе? У Беатриче?.. – Она покачалаголовкой. – Если б я знала, я бы попросила ее позволить мне его потрогать.

– Беатриче никогда не рассказала бы Маг, –вмешалась Душистый Горошек.

Я поискала ее глазами – она сидела на кастрюле, свисавшей скрючка на ближней стене.

– А тебе она сказала?

– Да.

– Кто он? – выпалил Гарри.

Никто его не одернул, потому что вопрос этот интересовалвсех.

– Она мне не сказала, объяснила, что он заставил ее пообещатьникому не говорить, или он разорвет их отношения.

– Зачем ему это было нужно? – удивилсяДойл. – Если только он не...

Закончил фразу Холод:

– Не королевский страж.

– Кто же рискнул бы смертью под пытками за меньшее, чемплоть сидхе? – не поверил Аматеон.

Я неприязненно на него поглядела.

– Я не заслужил такого взгляда, принцесса, это простоправда.

Я начала было возражать, но остановилась. У меня быллюбовник из малых фейри в Лос-Анджелесе, и мне было с ним чудесно, но... но яжаждала другой плоти. Если однажды ты испытал любовь сидхе, все другоедействительно с ней не сравнится. Я хотела бы поспорить с Аматеоном, но немогла. Не могла спорить, оставаясь верной правде.

– Не буду с тобой спорить, Аматеон, – сказала я.

– Потому что не сможешь, – возразил он. Онпо-прежнему твердо держал Онилвина за локоть, но смотрел только на меня.

Я кивнула, признавая его правоту.

– Но если не страж, – спросил Гален, – то счего ему беспокоиться, что кто-то узнает о его отношениях с Беатриче?

Я вгляделась в него, пытаясь найти хоть малейший признак,что он понимает наивность своего вопроса, но в его лице не было даже намека натакое. Маг прильнула к его шее и объявила нам:

– Это так мило!

– Что? – не понял Гален.

– Хватает таких, кто водится с нами, низкорослым народцем, –сказала Мэгги-Мэй, – но мало кто пожелает признаться в том вслух.

Гален нахмурился:

– Почему?

Аматеон поинтересовался:

– Ты при том же дворе живешь, что и мы?

Гален пожал плечами, едва не сбросив Маг. Он помог фееудержать равновесие, протянув ей палец для опоры.

– Любовь – это драгоценность, как можно ее стыдиться?

Если бы я уже не любила его, я полюбила бы в эту секунду.

– Ты прав, мой друг, – сказал Дойл, – но нашисвободные собратья не всегда думают так же.

– Высокомерие, такое высокомерие – стыдиться того, зачто мы все отдали бы полмира, – воскликнул Адайр.

– Кто же признается, что спит с пернатой? – бросилОнилвин.

– Для ...ли подходят, а для любви – нет? – едкоспросила Мэгги-Мэй. Кое-кто из мужчин отвел глаза. Дойлу встретить взглядяростных золотых глаз ничто не помешало.

– Гарри Хоб был ее любовником?

– Йе, – кивнула Мэгги.

– Да, – одновременно сказали Маг и ДушистыйГорошек.

Дойл повернулся к Гарри.

– Не каждому хобу доводится делить подружку с сидхе.

– Подружку? Не-а, я любил девчонку.

– И как ты относился к необходимости делить ее сдругим?

– Беатриче поссорилась с Гарри, – сообщилаДушистый Горошек.

– Но мы помирились, – быстро сказал Гарри.

Душистый Горошек подтвердила, что это правда.

– Она порвала с сидхе, – добавил хоб.

– Бросила сидхе ради тебя? – Маг залилась высокимщебечущим смехом.

– Не смейся над ним, Маг, – сказалаМэгги-Мэй. – Бывает, что любовь важней, чем магия или власть.

– Ты знала, что Беатриче рассталась с Гарри? –спросила я.

– Йе, и что она приняла его обратно – тоже.

– Если Беатриче порвала с сидхе, – заметилДойл, – почему Гарри ждал его появления здесь, на кухне?

– Беатриче сказала, что он заставлял ее делать ужасныевещи. Она сперва соглашалась, а потом передумала.

– Что за ужасные вещи? – спросил Дойл.

– Она мне не сказала. Сказала только, что никто бы неповерил, что он может творить такие кошмарные вещи.

Мы были неблагие, а не благие, а значит, смело моглипризнаваться в очень многих вещах. Что же могло быть так ужасно, что это сочлибы невероятным? От какого извращения в ужасе отвернулась Беатриче?

– Ее сидхе потребовал еще одно свидание, чтобыпопытаться убедить Беатриче изменить решение. Я умолял ее не ходить.

– Почему? Ты боялся за ее жизнь? – спросил Дойл.

– Нет, нет. Если бы мне только пришло такое в голову, ябы никогда не отпустил ее к нему на свидание, – ответил Гарри.

– Тогда в чем причина?

– Я ревновал, а кто бы не ревновал? Я боялся, что онснова ее сманит. Да поможет мне Богиня, я только о своей ревности и думал.

Наверное, Дойл подал какой-то знак, потому что Холод и Галенотпустили руки Гарри. Он потер руку, которую держал Холод.

– И ты спрятался при виде Онилвина, потому что принялего за ее любовника.

– Мы думали, что он пришел убить Гарри, – сказалаДушистый Горошек. – Если бы она рассказала кому-то свою тайну, то толькоГарри. Я сказала ему спрятаться.

– Если ты боялся одного Онилвина, почему ты не выбралсяиз укрытия, когда вошли мы все? – спросил Дойл.

– А ты хотел бы, чтобы кто-то узнал, что ты спрятался,вместо того чтобы броситься на мужчину, которого считал убийцей твоей любимой?Неужто я хотел бы, чтоб Мрак или Убийственный Холод узнали, что я такойтрус?! – В его глазах заблестели слезы. – Я сам не знал, что я такойтрус.

– Онилвин, – позвал Дойл, – так почему тырешил нас опередить? В чем истинная причина?

Онилвин открыл рот, но ему пришлось громко прокашляться,прежде чем заговорить.