Все трое поздоровались в ответ на Риммино приветствие, иРимма заскочила в подъезд, зябко поеживаясь. Что же ей делать с Катькой?

Но в голову ничего не приходило. Только, как назло,навязчиво лезли голоса старушек. «Не подходит он ей…» Интересно, что там замужчина или парень? И почему не подходит?

Римма остановилась, потому что ее неожиданно осенило, чтонужно делать дальше. Ну, разумеется! Так никто не останется в обиде. Разве чтоКатька, но та сама виновата. В конце концов, нельзя быть такой безответственнойда еще и разруливать свои сложности за счет подруг…

Первую неделю своего репетиторства Катя летала, как накрыльях. Римма передала ей трех своих учеников, и Катька каждый день бегала назанятия, старательно готовилась, повторяла то, что подзабыла сама. Она оченьхотела понравиться родителям и поэтому утром долгое время проводила передзеркалом, умывая лицо холодной водой, чтобы лучше выглядеть. Бабушке, конечно,приходилось тяжело с Сашенькой, но Катька успокаивала себя и ее тем, что этотолько на время. Зато к осени можно будет пальто купить, Сашке курточкупотеплее… «Ничего, прорвемся!» – привычно повторяла себе Катька.

А в конце недели к ней зашла Римма. Ей явно было не по себе,и Катька поняла, что новости у подруги плохие.

– Кать, мне так жаль… – заговорила Римма,вздыхая. – Но они хотят заниматься со мной, а не с тобой.

– Как? Все… все трое? – упавшим голосом спросилаКатька, садясь на табуретку в прихожей. Из ее комнаты раздался требовательныйСашкин плач.

– Да, Катюш, все, – кивнула Римма. – Ты нерасстраивайся, я постараюсь тебе других учеников найти. Просто… все родители –они очень требовательные, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Катька. – Да, Римм, японимаю, конечно.

Римма выскочила из квартиры с легким сердцем. Ну вот, всеустроилось просто замечательно! Катьке в голову не придет рассказыватьподругам, что она провалила все занятия и качество ее преподавания не устроилородителей учеников. А если и придет – вряд ли кто-нибудь усомнится. Все знают,что Римма – хороший репетитор. А то, что Римма сама предупредила родителей отом, что на неделю ее будет замещать подруга, – никого не касается.Все-таки Катька сама виновата в своих сложностях, а значит, и отвечать должнасама.

Римма улыбнулась и зацокала по дорожке к дому.«Вы-кру-ти-лась, вы-кру-ти-лась!» – весело напевали каблучки.

– Я хочу, чтобы ты немедленно вышла из игры. Потому чтоэто уже не игра.

На сей раз Максим не ходил по кухне, а сидел напротив Даши.

– Максим, там что-то не так.

– Даша, ты слышала меня? – повторил мужспокойно. – Я запрещаю тебе появляться в пансионате.

– Вовсе не обязательно, что тот… – оназапнулась, – …что тот человек связан именно с пансионатом. Может быть, онпросто…

– Безобидный маньяк, – кивнул Максим. –Дашенька, я больше не собираюсь обсуждать с тобой данную тему. С квартирой тыможешь делать все, что тебе угодно. Я тебе советовать ничего не буду. Но чтобыноги твоей в пансионате больше не было!

– Там что-то не так, – негромко, но упрямоповторила Даша, и у Максима возникло желание стукнуть жену по светловолосойголове чугунной сковородой.

Он представил себе не очень большую, но толстую, саккуратной деревянной ручкой сковородку и помотал головой. Такой у них дома небыло. Была у его бабушки, которая пекла на ней блинчики, но бабушка давноумерла, а Дашка пекла блины на здоровенной тефлоновой сковородке…

– Ты зря головой трясешь, – прервала Даша еговоспоминания. – Максим, поверь мне, пожалуйста! В «Прибрежном» что-топроисходит. Пансионат… он как фасад, понимаешь? Я понимаю сама, что это всеочень мелодраматично, но ведь Боровицкого и в самом деле убили! Там пациентыкакие-то странные… и директриса, Лидия Раева, тоже… Знаешь, она очень не хотеларазрешать мне разговаривать со стариками. Она даже в лице изменилась, когда япопросила. Но все равно разрешила.

– Господи, да совершенно понятно, что управляющая нехотела тебя туда пускать, – вздохнул Максим.

– Нет, Максим, ты меня не перебивай, – покачалаДаша головой. – И эта Уденич, которая детей усыновляла, а они ее потом вдом престарелых отдали… она тоже говорила…

Перед Дашей как будто вновь стояла неопрятная тяжеловеснаяженщина в тренировочных штанах и потертом свитере навыпуск и шептала: «Убиваютнас здесь, голубушка моя, вот и весь рассказ».

– Максим, она же сказала, что их там убивают! –Даша посмотрела на мужа широко открытыми глазами. – А я ее слова как-томимо ушей пропустила. Ну, знаешь, чего только старики не выдумают!

– Правильно, – согласился Максим. – А послетвоего забега по парку ты сразу стала ко всему серьезнее относиться, да? Послетого, как тебе самой чуть было голову не оторвали, идиотка ты безмозглая!

Голос его сорвался на крик. Даша быстро вскочила, подошла кмужу и крепко обняла его.

– Максимушка, прости меня, пожалуйста, – быстрозашептала она. – Я больше без Проши никогда ходить не буду!

Максим отстранился и взглянул на жену.

– Ты вообще больше никуда ходить не будешь, хоть сПрошей, хоть без Проши, – почти спокойно сказал он.

– Максим, но ты же понимаешь, Уденич вполне моглаговорить правду! – Даша сделала круг по кухне и вернулась натабуретку. – И какой-то человек смотрел на меня из-за занавесок. А потомкто-то пытался меня догнать. Наверняка тут все связано!

– Да я почти не сомневаюсь, что связано, – кивнулМаксим. – Очень может быть, что в этом последнем пристанище, или как тамприют называется, в самом деле что-то нечисто. Но ты в этом участвовать небудешь. Банально, конечно, но пусть все странности и убийство Боровицкогорасследует наша доблестная милиция.

Даша отвернулась к окну и какое-то время смотрела на волныжелто-красных листьев в парке. А потом тихо сказала:

– Буду, Максим. Буду.

«Сковородка… – подумал Максим. – Самое лучшее, чтоможно придумать. Стукнуть по любимой голове, чтобы сама не мучилась и меня немучила». Он потер виски и налил себе стакан воды из-под крана.

– В графине есть, – не оборачиваясь, заметилажена. – Не надо всякую отраву пить.

Максим отпил воды, поморщился и выплеснул воду в раковину.Собственно говоря, все дальнейшие его слова были сейчас бесполезны – он хорошознал свою жену. В некоторых вопросах она становилась непостижимо упрямой, ипересилить ее было невозможно. Подобных ситуаций возникало всего две-три за всюих совместную жизнь, но и их хватило, чтобы Максим хорошо запомнил интонацию, скоторой Даша говорила о принятом решении. Этакую немного извиняющуюся, будто ейсамой неловко за то, что она не может уступить. Именно так она только чтосказала: «Буду, Максим. Буду». Все. Больше темы для обсуждения у них не было.