– Кому тут еще ночью не спится? – настороженноспросила она.

Никто не отозвался. Уденич вперевалку дошла до двери иостановилась у поста охранника. Пусто. «Ну и дела… Куда ж наш церберподевался? – удивилась она. – Может, и он на улицу отправился?»

Женщина толкнула тяжелую дверь. На нее пахнуло ноябрьскойночью – промозглой, сырой.

Сиделки не было видно. И охранника тоже. «А может, покоридору вовсе и не сиделка ходила, а кто другой? – спросила сама себяИрина Федотовна. – Только кто другой будет ночью по больнице шастать?»

Она сделала по дорожке пару шагов и заметила тени закустами. Прищурившись, женщина подошла поближе… и тут в сердце ее кольнуло.Раз, а затем другой. Уденич схватилась за грудь и начала заваливаться набок.Тени то приближались, то отдалялись. Она закричала, но из горла вырвался толькослабый хрип. Ирина Федотовна упала на мокрую траву, закрыла глаза и вдругувидела, что за тень перед ней. «Это же Павлик! – поняла она. –Павлик, Павлушечка!» Сын бежал по берегу моря и махал ей рукой. «Иду, милый,иду!» – крикнула она и побежала за ним…

На следующее утро Даша еще издалека заметила высокую фигуруза воротами. «Виконт!» – вспомнила она прозвище старика, удивительно идущееему. Оставалось только вспомнить его имя.

– Добрый день, – улыбнулась Даша, подходя к нему.«Все-таки до чего же элегантный джентльмен! Один синий костюм чего стоит!»

– Приветствую вас, Дарья Андреевна, – поклонилсяВиконт. – Но, боюсь, день сегодня не самый добрый.

– Что-то случилось? – насторожилась Даша.

– Увы. Ирина Федотовна скончалась.

– Ирина Федотовна? Уденич? Не может быть! – ахнулаДаша.

Старик покивал, сочувственно глядя на нее.

– Тело только что увезли, – сказал он. – Я несмогу присутствовать на похоронах, к сожалению. Но хотя бы трауром обязанпочтить память Ирины Федотовны.

– Как же так… – проговорила Даша, – как жетак?..

Она хотела сказать, что этого не может быть – ведь тольковчера Уденич ругала своих детей, жаловалась на пансионат и на то, что ее хотят…

– Как она умерла? – быстро спросила Даша.

– От сердечного приступа, – вздохнул Виконт.

«Очень, очень вовремя умерла Ирина Федотовна от сердечногоприступа! Еще вчера ее дети посоветовали мне не лезть не в свое дело, а сегодня– раз! – и проблемы уже нет», – передернуло Дашу, и она схватилаПрошу, покорно стоящего рядом, за холку. Пес недовольно заворчал, и она пришлав себя. «Иван Сергеевич Яковлев», – неожиданно всплыло у нее в голове имяВиконта.

– Иван Сергеевич, а как она умерла? – спросила Даша.

– Довольно странно, – задумчиво ответилЯковлев. – Ирину Федотовну нашел охранник в двух шагах от выхода. Оназачем-то пошла ночью одна на улицу, даже не одевшись. Зачем? Этого нам с вами,Дарья Андреевна, уже не узнать.

Он вздохнул, поклонился Даше и побрел по дорожке – высокий,похожий на грустного грача.

Иван Яковлев, много лет назад

Иван Сергеевич женился поздно: в тридцать два года.Окружающие его люди искренне недоумевали, когда образовался столь необычныйсоюз: интеллектуал и умница Иван Сергеевич и коротышка Машенька, которую никтои никогда не звал иначе, чем уменьшительным именем. Глупенькая она была.Глупенькая и какая-то… недоразвитая.

Да, вот так прямо и грубо и говорил о ней Володька Берцов,приятель Ивана Сергеевича, – бабник, красавец, любимец женщин. Правда,следует признать, что Володька так относился к Машеньке только поначалу, впервые год-два ее с Иваном семейной жизни. А потом как-то постепенновыяснилось, что не такая уж Машенька и недоразвитая. И глупенькой, пожалуй, еетоже не назовешь. Все-таки, значит, знал Иван Сергеевич, что делал, когда взялпростушку Машеньку в жены, при том, что вокруг полно было своих институтскихкрасавиц, студенточек и аспиранточек. В общем, раздолье для молодого, красивогопреподавателя, подающего большие надежды.

А он выбрал Машеньку – глупышку с короткими белыми ручками ибессмысленными глазками навыкате. Познакомились они, как это часто бывает, надне рождения у общей приятельницы, которая обожала собирать у себя знакомых изсамых разных кругов. Иван Сергеевич хорошо помнил, как там, на том днерождения, гости подшучивали над Машенькой, а та в ответ радостно-глуповатоулыбалась. Ни одной из шуток она не понимала, что еще больше веселило гостей,из которых половина относилась к интеллектуальной элите – так они сами себяназывали. Иван Сергеевич, безусловно, принадлежал к данной половине, но он надМашенькой не смеялся.

Они поженились через три месяца после встречи.

Иван Сергеевич знал, что он открыл свою жену. Да-да, сделалсамое настоящее открытие, какое можно сделать в физике или математике,например. Он сразу, с первой встречи, знал, на что способна его жена, иМашенька полностью оправдала его надежды.

Она была необыкновенно восприимчива. Все, о чем рассказывалей Иван Сергеевич, навсегда оседало в ее кудрявой головке. И не просто оседало,а подкреплялось Машенькиными размышлениями, перемалывалось, перемешивалось ивыходило наружу в виде совершенно новых мыслей, которые порой удивляли и самогоИвана Сергеевича.

– Золотце, ты у меня такая умница! – восхищался онтогда. И совершенно искренне.

Машенька действительно была умницей, только умницей, глупойот рождения. Как пустая шкатулка, которую можно наполнить в одну минуту, хотяпрежде нужен ключик, чтобы ее открыть. Встретив Ивана Сергеевича, она началаумнеть на глазах, временами удивляя знакомых своими высказываниями и взглядамина жизнь. А потом поумнела настолько, что перестала удивлять – поняла, чтоничего, кроме неприязни, у людей ее высказывания и взгляды не вызывают. Ужродилась дурочкой – так будь добра и помереть ею. Не разочаровывай людей.

Большинство ее коллег искренне полагало, что Машенька –хорошенькая глупышка, от которой и выдающихся достижений ждать не приходится,но и пакостей она не подстроит. Характер у Машеньки был ровный, спокойный,веселый, и как-то интуитивно все чувствовали, что Машенька – человек хороший,добрый. Она такой и была.

Все это Иван Сергеевич понял, пообщавшись с Машенькойдвадцать минут на том самом дне рождения. И половину их совместной жизни онрадовался бескорыстной радостью ученого, глядя, как подтверждаются егогипотезы.

А потом Машенька родила.

Произошло это совершенно неожиданно для них обоих – уМашеньки были проблемы по женской части, как она деликатно это называла. Ивдруг – беременность! Хотя Иван Сергеевич никогда особенно не переживал из-заотсутствия детей, да и Машенька не заглядывала с умилением в чужие коляски, обаони обрадовались. «Поздний ребенок – избалуете», – уверенно заявляласоседка, глядя, как Машенька пыхтит-переваливается со своим животом полестнице. «Дайте родить сначала, тетя Люба!» – смеялась в ответ Машенька.