Тая от нежности, Кэти взяла его за подбородок и взглянула втемные глаза Рамона.

— За всю свою жизнь, — прошептала она, — я никогда невстречала мужчину, который бы признался, что он боится.

— Кэти… — Ее имя было хриплым стоном, вырвавшимся из егогруди. Губы Рамона требовательно и жадно касались ее, руки становились всенастойчивее, казалось, что сердце Кэти не выдержит того томительного истрастного желания, которое переполняло ее.

И тут раздался звонок в дверь.

— Не открывай! — умоляла Кэти, когда он мгновенно вырвалсяиз ее объятий и сел. — Пусть уйдут.

Одарив ее полной сожаления улыбкой, Рамон провел рукой посвоим густым волосам, приводя их в порядок.

— Это твои родители. Я вконец потерял голову и забылсказать, что они придут помочь нам собраться, а потом пообедают с нами.

Кэти вскочила, схватила одежду и выбежала в спальню.

— Впусти их поскорее, иначе они догадаются, чем мызанимались, — сказала Кэти, видя, что Рамон все еще стоит рядом.

— Кэти, — сказал он с озорной усмешкой, — если я впущу ихтак быстро, они увидят, чем мы занимались.

— Что? — спросила она, замерев в двери спальни, ееошеломленный взгляд скользнул по раскинутой софе, по полу, затем по Рамону. —О! — только и сказала она, покраснев, как школьница, Кэти стащила с себя одеждув сумасшедшей спешке, говоря себе, что ее поведение весьма странно. Ей двадцатьтри года, она была замужем, и она собирается замуж за Рамона. Несомненно, ееродители предполагают, что они уже занимались любовью и не раз. Кроме того, онисовременные люди.

Ровно через четыре минуты после звонка в дверь Кэти вышла вгостиную, одетая в рыжевато-коричневые штаны и мягкий кремовый свитер с высокимворотом, ее волосы аккуратно лежали на плечах. Она попыталась спокойнопоздороваться с матерью, но ее лицо выражало смущение, глаза были подозрительнотомны, и внутренне она еще дрожала от недавнего желания.

Рамон был в кухне, он не казался настолько чувствительным кпроисшедшему и, весело смеясь над чем-то с ее отцом, смешивал напитки.

— Я отнесу в гостиную, — сказал Райен Конелли, взяв двабокала. Повернувшись, он натолкнулся на свою смущенную дочь. — Милая, да ты всясияешь! — Отец был в восторге от ее румянца и запечатлел поцелуй на ее щеке. —Рамон, должно быть, любуется тобой.

Краска смущения залила лицо Кэти, она беспомощно улыбнуласьотцу. Дождавшись, пока он не исчезнет в гостиной, Кэти повернулась к Рамону,который клал лед в два оставшихся бокала. Рамон улыбался уголками губ. Не глядяна нее, он сказал:

— Ты краснеешь, querida. И ты действительно выглядишьсияющей.

— Спасибо, — несколько раздраженно ответила Кэти. — Явыгляжу так, как будто была изнасилована, а ты — самое большее полистал газету!И как ты можешь оставаться таким спокойным?

Она попыталась взять бокал, который Рамон приготовил длянее, но он отставил коктейль подальше. Повернувшись, он заключил ее в объятия,чтобы одарить продолжительным поцелуем.

— Я не спокоен, Кэти, — прошептал он. — Я жажду тебя.

— Кэти! — позвала мать из глубины гостиной. Ее голосзаставил Кэти вырваться из объятий Рамона. — Вы придете сюда или нам подождатьвас во дворе?

— Мы идем, — поспешно ответила Кэти. Посмотрев на Рамона свеселой улыбкой, она сказала:

— Я когда-то читала повесть, где каждый раз, когда мужчина иженщина начинали заниматься любовью, звонил телефон, кто-то приходил или что-тослучалось, чтобы помешать им.

Рамон легко усмехнулся:

— Этого с нами не случится. Я этого не допущу.

Солнечный свет вспыхивал на большом реактивном лайнере,когда он пролетал в юго-восточном направлении на высоте 30 000 футов.

Осторожно, чтобы не потревожить Кэти, которая спала, положивзолотистую голову ему на плечо, Рамон протянул руку и опустил шторку наиллюминаторе, заслонив ее лицо от яркого света. Полет был необычно тяжелым, налицах многих пассажиров отражалась тревога.

«А Кэти — молодец!»— с нежностью подумал Рамон, глядя на еелицо. Он уже понял, что под очаровательно мягкой, женственной внешностью Кэти скрываютсяпотрясающее мужество, сила духа и решительность. Даже вчера и сегодня, когда ееродители были очевидно расстроены приближающейся разлукой и трудностями,свалившимися на хрупкие плечи дочери, она перенесла все мужественно, с улыбкой,несмотря на то что ей тоже было больно покидать их.

Ночью в пятницу родители Кэти вызвались договориться о сдачеее квартиры в аренду и упаковать вещи для отправки в Пуэрто-Рико. Затем онинастояли на том, чтобы она провела оставшееся до отъезда время с ними, а не усебя в квартире. Рамон тоже жил там, однако за это время у них с Кэти не былони возможности, ни повода, чтобы побыть наедине.

Проходили часы, он видел растущее напряжение Кэти и трепетал— большой, сильный мужчина. Ему казалось, что он видит, как она сопоставляетсвое сомнительное будущее с ним и безопасную, комфортную жизнь здесь. Онстрастно желал вернуться с Кэти в ее квартиру, заключить ее в свои объятия иостаться с ней наедине. Он доказал бы ей, что их чувство значит больше, чем всеее здешние блага.

Длинные ресницы Кэти отбрасывали тень на ее кремовые щеки, ион, как и подобает истинному ценителю красоты, любовался ее профилем. Он былрад, что заказал места первого класса, здесь было просторнее. Кэти же ошибочнопредполагала, что причиной их «удачи»— лететь первым классом — была какая-тонеразбериха с билетами, и Рамон не разуверял ее в этом.

Рамон отвернулся, глядя в окно через проход. Воспоминаниявсколыхнули горечь в его душе. Несколько месяцев назад он мог бы прилететь сКэти в Пуэрто-Рико на «Боинге — 727», реактивном самолете «Гальварраинтернэшнл», имеющем великолепную спальню, столовую и просторную гостиную,обставленную антикварной мебелью и устланную белым ковром. «Кэти бы понравилосьэто», — подумал Рамон. Но еще больше ей понравился бы «лир»— сверкающийреактивный самолет, на котором он прилетел в Сент-Луис и который теперь стоит вангаре аэропорта. «Лир»— его самолет, не собственность корпорации, но, как ивсе, чем он сам владел, включая дома, остров и яхту, он продал его с аукциона,чтобы покрыть долги корпорации. Для чего же было лететь с Кэти в Пуэрто-Рико на«лире»? Для чего ей знать, какая роскошная жизнь могла бы ждать ее — чтобыострее почувствовать бедность?

Утомившись от грустных мыслей, он откинулся на спинку креслаи прикрыл глаза. У него не было права заставлять Кэти участвовать в егозаточении, забирать ее из прекрасной квартиры, лишать карьеры, чтобы жить взаброшенном доме на ферме. Все это было эгоистично и не правильно, но он несмог бы вынести даже мысли о жизни без нее. Когда-то он мог предоставить ей все,теперь — ничего, не может даже правдиво рассказать о себе. Не сейчас.