– Лопата… была у него в руках. – Олимпиада закрыла глаза,стараясь вспомнить, а когда вспомнила, быстро глотнула из своего стакана.Люсинда посмотрела на нее и тоже глотнула. Замахала руками, сморщилась ипросипела:

– Самогон, вот как есть самогон, который дядя Вася гонит! Унас в станице Равнинной родственники, – дыша ртом, объяснила онаДобровольскому. – Тетя Зоя, дядя Вася и ихняя девчонка. Так дядя Вася самогонгонит, а тетя Зоя его на калгане настаивает. Пить невозможно, крепкий, зараза!Вот как эта ваша виски, не отличить!

Добровольский не выдержал и засмеялся, и ОлимпиадаВладимировна засмеялась тоже.

– Вы чего? – спросила Люсинда Окорокова.

Опять глупость сморозила! Да что ж такое, все время онавпросак попадает! Конечно, эти образованные, а вот на рынке, к примеру, однатолько Валентина Ивановна образованная, бывшая учительница младших классов, онапамперсами торгует. Ну, грузчики все образованные, конечно, все инженеры данаучные сотрудники, но с ними особенно не разговоришься, пьющие все до одного.Где ей образованию-то учиться?!

Она не была обидчивой и сейчас не обиделась, а тожезасмеялась вместе с ними.

– Так как же вы говорите, что его по башке шарахнули, еслиЛипа утверждает, что он лопату в руках держал?

– Была лопата, – подтвердила Олимпиада. – Он снег кидал,такие огромные куски падали!…

– Все верно, – подтвердил Добровольский. – Только когда я накрышу полез, никакой лопаты там не оказалось.

– Как?!

– Не было, и все.

– А… где она была?

– На чердаке, возле лестницы.

Олимпиада подумала секунду.

– Может, это какая-то другая лопата? Не его? У нас ихнесколько в подвале под домом. Года два назад купили.

– Все скидывались, – сообщила Люсинда. – На замок и налопаты. И еще грабли тогда купили, чтобы весной прибираться, и совок нам сЛипой, потому что мы по весне цветы всегда сажаем. Хотя тут не цветы, а греходин. Вот у тети Зои, в Равнинной, там такие мальвы, что из окон ничего невидать, и занавесок никаких не надо!

– Не было никакой другой лопаты, – решительно не дал увестисебя в станицу Равнинную Добровольский. – Я осмотрел всю крышу и внизу тоже. Я,правда, сверху смотрел, но оттуда как раз хорошо видно, и фонарь все освещает.Я думал, что была вторая, но ее не нашел. Да и странно, если бы она была. Зачемна крыше две лопаты?! Туда и так влезть трудно, а уж с двумя лопатами…

– Да какая вторая-то?! Я не поняла ничего, – призналасьЛюсинда.

– На крыше не было лопаты, – объяснила Олимпиаданетерпеливо. – А снег Парамонов кидал, чуть в нас не попал. Спрашивается, чемкидал?

– Ну, лопатой, – задумчиво сказала Люсинда.

– Вот именно. А ее нет. Спрашивается, где она?

– А где она?

– На чердаке. Ее нашел Павел… Петрович.

– Можете называть меня просто по имени, – галантно предложилДобровольский. – Вы же почти моя родственница! Вы столько лет прожили рядом смоим дедом, и к тому же я еще вывез ваш мусор!

Олимпиада ни в какую не желала представлять себя егородственницей!

– Да откуда же она взялась на чердаке, если Парамонов скрыши упал? Он же не мог сначала лопату на чердак поставить, а потом упасть!

– Не мог, – согласился Добровольский. – В том-то и дело.Значит, лопату поставил кто-то еще. Тот, кто его толкнул. Тем более что выдержите лопаты в подвале, а не на чердаке. Я этого не знал.

Олимпиада допила виски.

Ей тоже, честно говоря, не очень нравилось это питье, ноприходилось делать вид, что нравится – а как же иначе?

– Да, но это значит, что его… убили?!

– О чем я вам и толкую, – сказал Добровольский нетерпеливо.– Именно об этом.

– Но зачем кому-то понадобилось убивать… Парамонова?!

– А этого вашего слесаря зачем? И еще дополнительно взрыватьего под дверью вашей квартиры?! Или вы по совместительству идеолог Аль-Кайды?

– Нет, – призналась Олимпиада. – Нет, конечно.

Добровольский посмотрел на нее.

– У меня есть только одна версия, – сказал он, взвешивая,говорить или еще подождать. Олимпиада смотрела на него, и он решился:

– Я думаю, что следом за слесарем должны были убить вас. Эточистая случайность, что, когда вы открыли дверь, он не упал на пол и детонаторне сработал.

– Он на меня упал, – уточнила Люсинда Окорокова и распахнулаголубые глазищи, как у красавицы из сказки «Морозко». – Я тоже чуть несвалилась!…

– Ваша подруга остановила его падение. Провода несоединились, не разъединились, я не знаю, как планировалось, – продолжалДобровольский. – Взрыва не произошло. А когда его стали поднимать, а потомуронили, устройство сработало.

– Из-за вас уронили, между прочим, – заметила ОлимпиадаВладимировна. – Это вы закричали: провода, провода!…

– Я должен был молчать?

– Ах, ничего вы не должны!… – с досадой воскликнула она. –Просто все это не лезет ни в какие ворота!

– Вот именно, – согласился Павел Петрович. – Совершеннонепонятно, как он оказался у вашей двери, каким способом его убили, зачемвзорвали?!

– Да я тут ни при чем! – крикнула Олимпиада. – Зачем менявзрывать?! Зачем?!

– А зачем Парамонова с крыши сталкивать?

– Я не знаю!

Добровольский тоже допил виски и прикинул, не налить ли еще.

Плохо, что у него нет никакого прямого выхода на местнуюмилицию. Конечно, он уже давно написал запрос, и созвонился с помощником, и«нажал на кнопки», но пока результата не было, а время уходило, и он не могтратить его просто так! Неизвестно, что будет дальше и кто станет следующим.

В том, что будет следующий, Добровольский не сомневался.

Какой странный дом. Какой опасный дом.

И ему не на кого положиться в своих… расследованиях. Онникому не может доверять. Даже этим двум, которые смотрят на него такимииспуганными глазами, – вечная, как мир, история, когда в минуту опасностиженские глаза неизменно обращаются к мужчине, и никакая эмансипация ничего вэтом не изменит!…

Доверять он не мог, но чувствовал ответственность – кажется,с той минуты, когда поставил в свой багажник расползающийся мешок с мусором ипотом долго колесил по Москве, которую знал не слишком хорошо, в поискахмусорных ящиков. Это оказалось делом многотрудным, потребовавшим колоссальногоколичества времени и вообще вдумчивого подхода. Он было нашел помойку, нооттуда его прогнали – он не до конца понял почему, но потом сообразил, что,видимо, ящики были не муниципальными, а частными. Он еще нашел, но там не быломеста для мешка, который привез Добровольский, мусор и так вылезал из него ивыпадал со всех сторон, и его европеизированная совесть не позволила добавить ккучам еще и свой мешок. Так бы он и ездил, если бы не догадался выбросить мешокв бак возле американской закусочной – там с мусором не было никаких проблем –когда бак наполнялся, подъезжал шустрый маленький тракторенок и переворачивалего в кузов, не уронив ни одной бумажки. Добровольский, который после трудовпил в этой закусочной кофе, специально смотрел.