С кем-с кем, но с этим типом Артему точно не хотелосьделиться своими страхами и оправдываться, объясняя их причину. Поэтому онтолько постарался усвоить полученный урок и молча кивнул. Крыс тут было неочень много, они избегали света фонаря и были почти незаметны, но один разкакая-то из них все же сумела подвернуться Артему прямо под ноги, и сапог,вместо того, чтобы встретить твердую поверхность, ткнулся во что-то мягкое искользкое. Внизу раздался противный тихий хруст и пронзительное верещаниерезануло слух, от неожиданности Артем потерял равновесие и чуть не упал лицомвниз вместе со всем своим снаряжением. — Не боись, пацан, не боись, — подбодрилего Бурбон. — Это еще что. Есть в этом гадюшнике парочка перегонов, в которыхони так и кишат, прямо по хребтам надо идти. Идешь бывало, а под ногами, типа,приятно так похрустывает, — и гнусно заржал, довольный произведенным эффектом.

Артема так и передернуло и он опять промолчал. Но кулаки егосжались сами собой и он ясно представил себе, с каким удовольствием он бысейчас двинул Бурбону в его ухмыляющуюся рожу.

Издалека донесся вдруг какой-то слабый неразборчивый гомон,и Артем, моментально позабыв свою обиду, вернул пальцы на рукоять автомата ивопросительно посмотрел на Бурбона. — Да не напрягайся, нормально все. Это мыуже к Проспекту подошли, — успокоил его тот и похлопал покровительственно поплечу.

Хотя он и предупредил уже Артема заранее, что у ПроспектаМира нет никаких застав, это все равно было для Артема непривычно, странно было— вот так, сразу выйти на чужую станцию, не увидев прежде издалека слабый светкостра, означающий границу, не повстречав по пути никаких препятствий. Когдаони приблизились к выходу из туннеля, гам усилился, и заметно стало слабоезарево.

Наконец, тускло прорисовалась слева чугунная лесенка ималенький мостик с оградой, лепящийся к стене туннеля, позволявший подняться спутей на уровень платформы, предвещавший вход на станцию. Загрохотали пожелезным ступеням Бурбоновы подкованные сапожищи, и через пару шагов туннельвдруг раздался влево, — они вышли на станцию. Тут же в лицо им ударил яркийбелый луч: невидимый из туннеля, сбоку стоял маленький столик, за которым сиделчеловек в незнакомой и странной серой форме, в старинного вида фуражке соколышем. — Добро пожаловать, — приветствовал их он, отводя фонарь. —Торговать, транзитом?

Пока Бурбон излагал цели визита, Артем всматривался в то,что из себя представляла станция метро Проспект Мира. На платформе у путей былполумрак, но арки озарялись изнутри неярким желтым светом, от которого у Артемачто-то неожиданно защемило в груди, захотелось покончить, наконец, со всеми формальностямии посмотреть, что же творится на самой станции, там, за арками, откуда идетэтот до боли знакомый уютный свет… И хотя Артему показалось, что раньше он невидел никогда ничего подобного, вид освещенной мягким светом арки на мгновеньеоткинул его назад, в далекое прошлое, и перед глазами возникла страннаякартина: маленькое помещение, залитое теплым желтым светом, широкая тахта, наней полулежа читает книгу молодая женщина, лица которой не видно, посредиоклеенной пастельными обоями стены — темно-синий квадрат окна… Видениемелькнуло перед его мысленным взором и растаяло секунду спустя, озадачив ивзбудоражив его: что он только что видел? Неужели слабый этот свет со станциисмог спроецировать на незримый экран затерявшийся где-то в его подсознаниистарый слайд с картинкой из его детства? Неужели та молодая женщина, мирночитавшая книгу на просторной удобной тахте — его мать?

Нетерпеливо сунув таможеннику свой паспорт, согласившись,несмотря на возражения Бурбона, сдать в камеру хранения свой автомат на времяпребывания на станции, Артем заспешил, влекомый этим светом словно мотылек, заколонны, туда, откуда долетал базарный гомон.

Проспект Мира отличался и от ВДНХ, и от Алексеевской, и отРижской. Процветающая Ганза могла позволить себе провести здесь освещениеполучше, чем аварийные лампы, дававшие свет для всех тех станций, на которыхАртем успел побывать в сознательном возрасте. Нет, это были не настоящиесветильники, из тех, что освещали метро еще тогда, а просто маломощные лампынакаливания, свисавшие через каждые двадцать шагов с провода, протянутого подпотолком через всю станцию. Но для Артема, привыкшего к мутно-красномуаварийному зареву, к неверному свечению пламени костров, к слабому сияниюкрошечных лампочек из карманных фонарей, освещавших изнутри палатки, ониказались чем-то совершеннно необыкновенным. Это был тот самый свет, что озарялего раннее детство, еще там, сверху, он чаровал, напоминая о чем-то давноканувшем в небытие, и зайдя на станцию, Артем не бросился к торговым рядам, каквсе остальные приходящие, а прислонился спиной к колонне и, прикрыв рукойглаза, словно пытаясь насытиться им, все стоял и смотрел на эти лампы, еще иеще, до рези в глазах. — Ты что, рехнулся, что ли? Ты чего на них так уставился— без глаз хочешь остаться? Будешь потом как слепой щенок, и что мне с тобойделать?! — раздался над ухом голос Бурбона. — Раз уж сдал им свою балалайку,поглядел бы хоть, что тут творится, а он на лампочки пялится!

Артем неприязненно посмотрел на него, но послушался.

Народу на станции было не то чтобы очень много, но всеразговаривали так громко, торгуясь, зазывая, требуя, пытаясь перекричать другдруга, что стало ясно, почему этот гам был слышен так издалека, еще на подходахк станции. Вдоль платформы в два ряда располагались торговые лотки, на которых— где-то хозяйственно разложенная, где-то вываленная в неряшливые кучи, лежаларазнообразная утварь. С одной стороны станция была отсечена железным занавесом— там когда-то был выход наверх, а в противоположном конце, за линиейпереносных ограждений виднелись нагромождения серых мешков, очевидно, огневыепозиции, и под потолком был натянуто белое полотнище с наприсованной на нейкоричневой окружностью, символом Кольца. Там, за этим ограждением, поднималисьчетыре коротких эскалатора — переход на Кольцевую линию, и начиналасьтерритория могущественной Ганзы, куда заказан был путь всем чужакам. Зазаборами и по всей станции прохаживались пограничники Ганзы, одетые в добротныенепромокаемые комбинезоны с привычными камуфляжными разводами, но отчего-тосерого цвета, в таких же кепи и с короткими автоматами через плечо. — А почемуу них камуфляж серый? — спросил Артем у всеведущего Бурбона. — С жиру бесятся,вот почему, — презрительно отозвался тот. — Ты это… Погуляй тут пока, я побазарюкое с кем.