Потребовалось еще время, чтобы Артем смог вспомнить, о чемони говорили, мучительно попытаться уцепиться за крючочек смысла и задать свойследующий вопрос, просто потому, что он хотел продолжить разговор, пусть такойнеуклюжий и трудный, но спасавший их от тишины. — А тут всегда так… темно? —спросил Артем, испуганно чувствуя, что даже этот его вопрос прозвучал как-тослишком тихо, словно ему заложило уши. — Темно? Тут — всегда. Везде темно.Грядет… великая тьма, и… окутает она мир, и будет… властвовать превечно, —делая бессмысленные паузы, откликнулся Бурбон. — Это что — книга какая-то? —выговорил Артем, замечая про себя, что ему приходится прилагать все большиеусилия, чтобы расслышать свои слова, вскользь обращая внимание на то, что языкБурбона пугающе преобразился, но не имея достаточно сил, чтобы удивиться этому.— Книга… Бойся… истин, сокрытых в древних… фолиантах, где… слова тисненызолотом и бумага… аспидно-черная… не тлеет, — произнес тот тяжело, и Артемаударила мысль, что тот отчего-то больше не оборачивается, как раньше, когдаобращается к нему. — Красиво! — почти закричал Артем. — Откуда это? — Икрасота… будет низвергнута и растоптана, и… задохнутся пророки, тщасьпроизнести предречения… свои, ибо день… грядущий будет… чернее их самыхзловещих… страхов, и узренное ими… отравит их разум… — глухо продолжил Бурбон ивнезапно остановившись, резко повернул голову влево, так что Артему послышалосьдаже, что трещат его шейные позвонки, и заглянул Артему прямо в глаза, и отувиденного Артем отшатнулся назад.

Глаза Бурбона были широко распахнуты, но зрачки были странносужены, они превратились в две крошечные точки, хотя в кромешной тьме туннелядолжны были бы вырасти, пытаясь зачерпнуть как можно больше света. Лицо егобыло неестественно спокойным, разглаженным, и ни один мускул не был напряжен, идаже разгладилась постоянная презрительная усмешка. — Я умер, — размереннопроговорил Бурбон. — Меня больше нет. И, прямой как шпала, он рухнул лицомвниз.

И тут же, в этот самый момент в уши Артему ворвался тотсамый прежний звук, но теперь он не начинался с нуля, постепенно разрастаясь иусиливаясь, как это было тогда, нет, он грянул сразу на полной громкости,оглушив его, выбив на мгновенье почву из-под его ног. В этом месте он былнамного мощнее, и Артем, распластанный по земле, раздавленный, долго не могсобрать свою волю в кулак, чтобы подняться. Зажав руками свои уши, как онсделал в прошлый раз, одновременно закричав на пределе возможностей своих связок,Артем рванулся вперед и поднялся с пола. Потом, подхватив выпавший из рукБурбона фонарь, он начал лихорадочно шарить им по стенам, пытаясь найтиисточник шума, разорванную трубу, как это было раньше. Но трубы здесь былиабсолютно целые, и звук шел, скорее, откуда-то сверху. Не найдя ничего, Артемвернулся к Бурбону. Тот неподвижно лежал в той же позе, и когда Артемперевернул его лицом вверх, то увидел, к своему ужасу, что глаза у того все ещеоткрыты. Артем, с трудом вспоминая, что надо делать, положил руку ему назапястье, чтобы услышать пульс, пусть слабый, как нитка, пусть сбивчивый, ноуслышать его… Тщетно. Тогда он схватил Бурбона за руки, и, обливаясь потом,потащил его тяжеленную тушу вперед, прочь от этого места, и это было дьявольскитрудно, он ведь даже забыл снять с того рюкзак.

Через несколько десятков шагов он вдруг запнулся обо что-томягкое, и в нос ударил тошнотворный сладковатый запах, ему сразу вспомнилисьслова «Мы об них еще споткнемся», и он, стараясь не смотреть под ноги, делая двойноеусилие, миновал распростертые на рельсах тела, и все тянул, тянул Бурбона засобой. Голова Бурбона безжизненно свисала, обезнадеживая Артема, и егохолодеющие руки выскальзывали из вспотевших от напряжения ладоней, но Артем необращал на это внимания, он не хотел обращать на это внимания, он должен былзабрать Бурбона оттуда, ведь он обещал ему, ведь они договорились!

Шум понемногу стал затихать и в одно мгновенье вдруг исчезсовсем. Опять настала мертвенная тишина, и, почувствовав огромное облегчение,Артем позволил себе наконец сесть на рельс и перевести дыхание. Бурбоннеподвижно лежал рядом, и Артем, тяжело дыша, с отчаянием глядел на его бледноелицо. Минут через пять он буквально заставил себя подняться на ноги и, взявБурбона за запястья, спиной вперед, запинаясь, двинулся дальше. В голове былосовершенно пусто, звенела только злая решимость во что бы то ни стало дотащитьэтого человека до следующей станции. Потом ноги подогнулись, и он повалился напол, но, пролежав так несколько минут, снова пополз вперед, теперь перехвативБурбона за воротник. «Я дойду, я дойду, я дойду ядойду ядойдуядойдудойду», —твердил он себе, хотя сам уже в это больше не верил. Совсем обессилев, онстащил с плеча свой автомат, перевел дрожащими пальцами предохранитель наединичные выстрелы и, направив ствол на юг, выстрелил и позвал: «Люди!», нопоследний звук, который он расслышал, был не человеским голосом, а шорохомкрысиных лап и предвкушающим повизгиванием.