Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгла сгустилась неподалеку от глыбы, к которой глаза ужепривыкли? Нет, показалось…
Он поневоле вспомнил капитан-лейтенанта Сарвина. Не былоничего удивительного в том, что у того после всего испытанного малость поехалакрыша, — но симптомчики были уникальные. Всякий раз, едва Сарвин оказывался подводой, ему начинало казаться, что из глубины вот-вот появятся длиннющиещупальца Великого Кракена, опутают, уволокут в бездну… И все это моментальнопроходило, едва глубина становилась меньше девяти метров — словно в мозгувключался безошибочный глубиномер. Лымарь вился вокруг него коршуном, почуявотличный материал для своей засекреченной кандидатской, но так и не смогоснастить этот бзик медицинской терминологией…
Зеленоватая мгла и полное безмолвие. В трюм заглянулпучеглазый морской окунь, с таким видом, словно бывал здесь не единожды, ноМазур махнул ластом, и визитер мгновенно исчез за пределом видимости.
Вдалеке показалось белое пятнышко, и Мазур принялся не спешасматывать трос. Пятнышко обернулось колышущимся лучом, подплыл напарник.Покачал головой. Достал нож и нацарапал на темном стальном листе хорошоразличимые буквы: ВООБЩЕ НИ ХРЕНА.
Мазур вынул свой нож, нацарапал: НОС.
* * *
…Они повторили ту же операцию в носовой части — на сей разпотратив вполовину меньше времени, потому что меньше был и объем трюма. Ничего.Пусто. Мазур связал за горлышки большие пластиковые бутылки с пробами воды,прицепил это ожерелье к поясу, подал сигнал.
Всплывали со всеми предосторожностями, как полагалось — необгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха, время от времени глядя на секундныестрелки часов.
Неуловимый миг, когда перед глазами словно распахиваетсянеощутимый занавес, отделяющий воду от воздуха, — и Мазур вынырнул метрах втрех от шлюпки. Перевалился через борт, стащил баллоны, отвязал бутылки. Задралголову.
Над бортом свесились встречающие. Света, как и полагалосьдельной журналистке, нацелилась на него видеокамерой. Мазур стянул шлем,похлопал по плечу Васю, избавлявшегося от своих баллонов и груза, кивнулматросу. Тот в три гребка подогнал шлюпку к борту. Мазур полез вверх поштормтрапу, не испытывая никаких особенных чувств, поскольку совершенно непредставлял, что нужно ему испытывать — разочарование или облегчение.Полагается вроде бы облегчение — нет там никаких контейнеров, никакой отравы…Но ведь все сложнее?
— Ну? — спросил Кацуба.
— Пустышка, — сказал Мазур. — Заброшенная консервнаябанка. Нет там никаких контейнеров, вообще ничего нет. А это полностьюподтверждает первоначальную версию, согласно которой «Комсомолец» разгрузился вТиксоне перед тем, как нагрянул «Шеер»…
— Ну и лады, — сказал Кацуба. — Чайку попей и будемотписываться.
— А труп вы не искали? — спросила Даша.
— Осматривали дно вокруг обеих половинок, — сказалМазур. — Там ничего подобного нет.
— Вы хорошо искали?
— Послушайте… — сказал Мазур. — Там, внизу, видно недальше, чем на пять метров. Искать пришлось бы практически вслепую, атерритория поиска — огромная. Можно, конечно, разбить дно на квадраты, опуститьтуда фонари и с недельку обшаривать дно. Но и тогда не ручаюсь за результат.Хотя бы потому, что его могло вынести на поверхность, и труп уплыл неизвестнокуда по воле волн… Искать в море одиночного покойника — предприятиебезнадежное. С удовольствием бы помог, но вот помочь-то и нечем…
И вообще непонятно, почему этим делом занимаетесь вы,очаровательная, — добавил он мысленно. — Гибелью военнослужащего при подобныхусловиях должна заниматься военная прокуратура, ее дознаватели либо те жепограничники… На кой черт этот аквалангист уголовному-то розыску сдался?
Он принялся стаскивать комбинезон, слегка постукивая зубами— холод давал о себе знать. Старпом, вряд ли случайно оказавшийся рядом, когдавсе остальные отошли, тихонько сообщил:
— На локаторе имели место странные отметки.
— Какого плана? — не глядя на него, спросил Мазур.
— Полное впечатление, что на приличном отдалениисшивалось некое быстроходное суденышко. Точно определить не удалось, ночересчур уж проворное для сейнера. Минут десять назад ушло.
— Не люблю неопределенности… — проворчал Мазур.
Завтракали в ресторане — Кацуба настоял, заявив, что у них,если как следует подумать, маленький праздник. Во-первых, состоялось первоепогружение, во-вторых, неведомый противник начал предпринимать активныемероприятия — а потому, согласно профессиональному цинизму, подобные событияследует безусловно относить к праздникам. Дискутировать с ним не стали — частьюиз субординации, частью из того самого профессионального цинизма.
Кормили, в общем, лучше, чем можно было ожидать — явносказывалось наличие некоторого числа иностранцев, перед коими на Руси принятопресмыкаться с тех пор, как на Руси завелась интеллигенция и втолковала народусей нехитрый тезис, заразив собственным комплексом неполноценности.
Иностранцев, правда, оказалось не так уж много — зато Мазурсразу узрел ту американскую парочку, с которой произошло не так давно маленькоенедоразумение. Оба старательно притворились, что знать не знают вошедших, иначали хлебать пивко не хуже исконно русских индивидуумов.
Неподалеку за столиком обнаружился и почтенный седовласыйдедушка, побывавший понятым, когда Мазура столь шумно и старательно уличали внеприкрытой педофилии, сопряженной к тому же с насилием. Поначалу он сделалкруглые глаза, а потом старательно избегал встречаться взглядом, недоумевая отвсей души, почему столь растленный тип, украшенный выразительными царапинами,обретается на свободе.
— Этот, что ли, мухомор? — спросил Кацуба.
— Ага, — кивнул Мазур.
— Ишь, скукожился… Да, знаешь, я тут перекинулся паройслов с очаровательной Фаиной. Выразил искреннее недоумение столь циничнойпровокацией против мирных ученых. Так вот, Фая тебе выражает искреннеесочувствие, грозила самолично разобраться со стервой Лизкой. Очень она за тебяпереживает, Фаина-то, глянулся ей подводный богатырь… Трахнул бы ты ее, что ли?В часы, отведенные на личное время…
— Опять приказ? — сухо спросил Мазур.
— Да нет, на сей раз исключительно мужской циничныйсовет. Уберечь тебя хочу от спермотоксикоза.
— Иди ты, — без особой злобы отмахнулся Мазур.
— Ладно… Но ты с Фаей все же почирикай, она деталямиинтересуется, очень ей хочется Лизку уесть, там какие-то мне пока неизвестные,но безусловно имеющие место контры…
— Опаньки, — сказала Света, беззаботная и свеженькаяпоутру, словно и не болталась с варягом неизвестно где всю ноченьку напролет. —Вон знаменитость сидит. Я к роли старательно и долго готовилась, всю шантарскуюжелтую прессу назубок выучила…