Жан-Пьер потряс головой:

— Нет, другого.

Потрясенная, я спросила:

— Неужели бабуля умудрилась закадрить кого-то еще?

— Не бабуля, а ты.

— Так речь идет о Казимеже, — прозрела я и вздохнула:

— Казимеж бедный, и судя по тебе, он не разбогател.

— Казимеж давно со мной не работает, — с укоризной сказалЖан-Пьер, из чего я мгновенно сделала вывод, что Казимеж разбогател.

— А как его разыскать? — воскликнула я.

— Я не знаю, зато Казимеж мне часто звонит и, между прочим,всякий раз тобой обязательно интересуется.

— Странно, что мной Казимеж интересуется у тебя, а не уменя, — обиделась я. — В следующий раз, когда Казимеж спросит, жива ли я, пошлиего к черту, естественно, от моего имени.

Расстроившись, что день прошел даром (поскольку трубка некуплена), я бросила Жан-Пьера и отправилась в отель, в номере рухнула на дивани задумалась. Уверена я была, что за мной следят, иначе откуда они знают окаждом моем шаге? Да и Тонкий не случайно в магазине вдруг появился во времяскандала. А мужчина с сигарой, выходит, непосредственный мой начальник.

«Если я вернулась в отель без сумки, значит, он можетсделать правильное заключение, что денег я не потратила. Следовательно,бессмысленно ждать новой порции», — подумала я и пришла в волнение.

Желание купить бабуле трубку с двумя белыми пятнышкамиовладело мной безраздельно. Бабуля обязательно должна разбираться во всех этихтрубках, следовательно, по достоинству оценит подарок. Я уже представляла, скаким видом поднесу ей трубку, и как ахнет бабуля, и как не поверит своимглазам, и как я небрежно брошу «пустяки», и как горда буду при этом.

«Чертов мужик! — мысленно возмущалась я, — Сам же куритсигары, а не хочет понять, что моя царица бабуля просто обязана курить толькохорошую трубку!»

В конце концов я решила отправиться в клуб и потолковать наэту тему со стариком Себастьеном. Он денежный, опытный, герой, любит бабулю илегко войдет в мое положение.

По дороге в клуб я снова повстречала Жан-Пьера. Он спросил:

— Деньги нашла?

— Всем известна скупость французов, — ответила я.

— Это да, — по-английски согласился Жан-Пьер.

— Самое обидное, что не знаю, сколько дней здесь пробуду.Вдруг выяснится, что завтра утром надо срочно лететь домой? Как я полечу безтрубки?

— Да, это ужасно, — посочувствовал мне Жан-Пьер и неожиданносообщил:

— Завтра утром мне позвонит Казимеж.

— Где он? — лихорадочно вцепилась я в руку Жан-Пьера. — Хочуего видеть!

— Все хотят, но никто не знает, где он, да и знать недолжны.

— А ты?

— Я тоже не знаю. Казимеж звонит мне как коллеге и лучшемудругу.

— Часто?

— Мюз, больно, отпусти мою руку, — взмолился Жан-Пьер.

Я отпустила, он сердито продолжил:

— Казимеж позвонил мне вчера, я похвастал, что видел тебя.Он очень обрадовался и сказал, что хочет с тобой поговорить.

— Я тоже хочу поговорить с Казимежем! — сгорая отнетерпения, воскликнула я.

Жан-Пьер почему-то струхнул.

— Тише, тише, — зашипел он. — Не так громко, на нас обращаютвнимание.

— Мне очень надо хотя бы голос его услышать, — переходя нашепот, призналась я. — Почему ты лишь сейчас мне сообщаешь об этом?

— Потому что раньше ты была очень странная. Казимеж, какузнал, что ты в Париже, звонит мне по сто раз в день, а я тяну и придумываюотговорки.

Какой он болван! Оказывается, и Казимеж хочет услышать меня,а этот друг так называемый нам помешает.

— Ну? И как это называется? — спросила я, подбочениваясь.

— Что? — не понял Жан-Пьер.

— Поведение твое. Ты хочешь помешать нашей любви? Ты еще неоценил ее силу?

— Да нет, Мюз, ты не поняла. Я очень боюсь за Казимежа. Егоищут. Ко мне уже подсылали странных людей.

— Не морочь мне голову, я говорю о любви.

— Правильно, и я о том же. Когда появилась ты, я был оченьпьян, а тут как раз позвонил Казимеж, вот я ему все и выложил, а когдапротрезвел, усомнился: может, это и не ты. На следующий день ты была оченьстранная, я уже не пил, а следил за тобой, я хочу сказать, наблюдал. Вчера тыбыла другая. Я испугался, пока не встретил тебя сегодня. Твоя идея купитьтрубку стоимостью с «Мерседес» развеяла все сомнения. Конечно, это ты, МюзДобрая!

Выслушав странные речи Жан-Пьера, я посоветовала емупосетить психиатра и грустно подумала: «Это что, эпидемия? Несет черт-те что,не хуже Роже».

— Зачем мне психиатр? — разозлился Жан-Пьер.

— Вчера ты никак не мог наблюдать за мной, потому что этимзанимался Рышард Литан. Он проводил меня до отеля, после чего я из номера невыходила. И не смотри на меня, лунатизмом я не страдаю и пью умеренно, чегонельзя сказать о тебе.

После моего заявления Жан-Пьер пришел в крайнее возбуждение.

— Мюз! — завопил он. — Мюз! Я и сам подозревал: здесь что-тоне так! Я угощал тебя вчера шоколадными вафлями…

— И я их ела?

— С большим аппетитом.

— Тогда это была не я.

— Ты, Мюз, ты! В том-то и дело, что ты!

Терпение мое лопнуло:

— Все, Жан-Пьер, шоколадные вафли и я — несовместимы. Этознает любой, кто знает меня. Только мой четвертый муж по сию пору пребывает вуверенности, что я обожаю шоколадные вафли.

— Почему?

— Потому что в первый день нашего знакомства он шоколаднымивафлями меня закормил, а я не нашла смелости ему признаться, что вот-вот сблююна персидский ковер.

— Мюз, может, ты скажешь, что не проливала вчера себе набрюки яичный коктейль? — решил добить меня бессовестный Жан-Пьер.

— Вчера я была в юбке, потому что мои брюки Себастьен облилшампанским еще позавчера. Мы пили в карете, и прошу, давай прекратим этотбессмысленный разговор. Лучше скажи, когда собирался звонить Казимеж?

— Он позвонит завтра в десять часов. Если ты опоздаешь, онточно сойдет с ума.

— Я не опоздаю, потому что своими глазами вижу, как этострашно, когда человек теряет власть над собственным разумом.