О женщине, пользующейся большим уважением среди сопровождавшихСироток женщин, о прирожденной предводительнице, с мнением которой считалисьдаже некоторые гуситские гейтманы. Была также, связывал он сплетни, во всемэтом какая-то тайна, была любовь и смерть, большая любовь к кому-то погибшему.К кому-то, кого никто уже не заменит, кто оставил по себе только вечнуюпустоту, вечную скорбь и вечную незавершенность.

«История, как со страниц Кретьена де Труа, – думалон, – как из-под пера Вольфрама фон Эшенбаха». Совсем не соответствующаясермяжному виду ее героини. Совсем не соответствующая. И поэтому, наверное,правдивая.

Ветер от Снежника обдувал ему лицо, несколько сглаживаястыд, который он почувствовал, когда она говорила о происшествии в злоторыйскомхраме, о деревянной Мадонне. Скульптуре, на защиту которой он, действительно,стал, но не по собственной инициативе, а лишь следуя примеру Самсона Медка. Ине ему предназначен был почет за этот случай. И признание в глазах такойличности как Эльжбета Донотек.

За Ганушовицами тракт поворачивал и вел на запад. Все сходилось.От Мендзылеского перевала, как он подсчитал, отделяла его миля с гаком, оннадеялся добраться туда до наступления ночи. Пришпорил коня.

Его догнали на десяти конях, окружили, стянули с коня,связали. Протесты ничего не дали. Они ничего не говорили, его, когда онпродолжал протестовать и требовать объяснений, утихомирили ударами кулаков.Повезли его назад в лагерь Сироток. Связанного бросили в пустой хлев, ночью ончуть не околел там от холода. Когда звал, никто не реагировал. Утром выволокли,полностью окоченевшего повели, не жалея пинков, на постой главного гейтмана.Там ждал Ян Плуг и несколько других уже знакомых ему сиротских начальников.

Случилось то, что Рейневан предчувствовал. Чего боялся.

Внутри, на лежанке, почти в той самой позе, в какой оноставил его после операции и перевязки, опочивал Смил Пульпан. Только твердый.Абсолютно покойный и тотально мертвый. Лицо, белое, как творог, жуткообезображивали вытаращенные, едва не вылезшие из глазниц глаза. И гримаса губ,скривившихся в еще более жуткую ухмылку.

– Ну, и что ты на это скажешь, медик? – хрипло ивраждебно спросил Ян Плуг. – Как нам такую медицину объяснишь? Сможешьобъяснить?

Рейневан проглотил слюну, покрутил головой, развел руки. Онприблизился к лежанке с намерением поднять попону, покрывающую труп, ножелезные руки сотников тут же его осадили.

– Нет, браток! Следы преступления ты бы рад замести, номы тебе не дадим. Ты его убил и ответишь за это.

– Что с вами? – дернулся Рейневан. – С умасошли? Какое убийство? Это ж абсурд. Вы же все присутствовали при операции! Жилпосле нее и хорошо себя чувствовал. Вскрытие карбункула никоим образом не могловызвать смерть! Позвольте проверить…

– Ты просчитался, колдун, – оборвал егоПлуг. – Думал, что сойдет тебе с рук. Но брат Смил очнулся. Кричал, чтоего жжет в легких и кишках, что боль ему голову разламывает. И перед кончинойобвинил тебя в магии и отравлении.

– Это безумие!

– А я сказал бы, что умно. Ты ненавидел брата Смила,это все знают. Выпала возможность, и отравил горемыку.

– Вы же были при операции! Ты тоже был!

– Ты чарами затуманил наши взоры! Знаем, что ты колдуни чародей. Имеются свидетели.

– Какие свидетели? Чего свидетели?

– Выяснится на суде. Взять его!

Столпившееся на майдане собрание Сироток гудело, как улей,как рой шмелей.

– Зачем этот суд? – орал кто-то. – К чертуэтот цирк. Жалко времени и сил. Петлю отравителю. Повесить его на дышле.

– Колдун! На костер его!

– Филистимлянин! – одетый в черное проповедник сосмешной козлиной бородкой подскочил поближе и плюнул Рейневану в лицо. –Мерзость Молоха! Отправим тебя в ад, гадина. В вечный огонь, подготовленныйдьяволу и его ангелам!

– Забить немца!

– Цепами его! Цепами!

– Замолчите! – загремел Ян Плуг. – Мы Божьивоины, все должно быть по Божески! Справедливо и как подобает! Не бойтесь,смерть нашего брата и гейтмана будет отомщена, не сойдет с рук. Но в рамкахпорядка! По приговору нашего революционного трибунала. Доказательства есть!Свидетели есть! Нука, вызовите свидетелей!

Толпа ревела, выла, потрясала рогатинами и серпами.

Первым свидетелем, вызванным перед лицо суда, был аптекарьиз Хрудима, белый, как пергамент, и весь трясущийся. Когда он давал показания,голос его дрожал, зубы стучали. «Разрез нарыва, – сказал он, тревожнопялясь на революционный трибунал, – подсудимый Белява совершал вопрекичеткой воле гейтмана Пульпана, и совершал его с чрезмерной грубостью и негожейлекаря жестокостью. Во время операции подсудимый что-то бормотал себе под нос,несомненно, ворожил. Вообще, все, что делал подсудимый, он делал так, какобычно делают чернокнижники».

Толпа ревела.

Свидетелей, недостатка в которых нет в этом мире, нашлосьеще пару.

– Поведал мне один… Я забыл кто, но помню, что впрошлом году это было, как раз перед постом. Поведал мне, что этот вот Белявапод Белой горой Неплаха вылечил. Чарами! Все говорили, что чарами!

– Мне, высокая комиссия, известно, что этот Белява сдьяволом в сговоре, что дьяволом чарам научен, которыми в игре в костиобманывает. Рассказывал мне это один сотник от брата Рогача, которыйсобственными глазами видел. Два года тому назад это было, осенью… А можетзимой? Того я не знаю… Но обвиняю!

– Я видел, клянусь могилой брата Жижки, как вот этотвот Белява во время прошлогоднего рейда на Силезию поссорился с нашимпреподобным Пешеком Крейчежем, что-то там о папских суевериях. Как-то такстранно тогда Белява на преподобного посмотрел, никак порчу напустил. И что?Умер в результате этой порчи брат Пешек, сгинул мученической смертью чутьпозже!

– Не чех он, знамо дело, братья трибуналы, не наш, анемец! Я слышал, как поговаривали в Градке Кралове, что это шпик католический.Засылают меж нам паписты тайных злодеев, чтобы наших гейтманов коварно убивали.Вспомнитека пана Богуслава из Швамберка! А давайте вспомним брата Гвезду!

– А я слышал, высокая комиссия, что этот Белява связанс пражанами со Старого Города! А кто такие старогородцы? Предатели Чаши,предатели магистра Гуса, предатели Четырех статьей! Вавилонского Люксембуржцахотят на чешский трон вернуть! Наверняка этого Беляву старогородцы заслали,чтобы гейтмана погубил.