Солнце припекало все сильнее, и Скарлетт — да и не она одна— снова поглядели на Индию. Разговоры замерли совсем, и в наступившей тишиневсе услышали сердитый голос Джералда — он стоял в отдалении у праздничныхстолов и пререкался с Джоном Уилксом.

— Да чтоб мне пропасть! Стараться миром уладить дело сянки?

После того, как мы выбили этих негодяев из форта Самтер?Миром? Нет, Юг должен с оружием в руках показать, что он не позволят над собойиздеваться и что мы не с милостивого соизволения Союза вышли из него, а посвоей воле, и за нами сила!

«О боже! — подумала Скарлетт. — Ну вот, теперь онсел на своего конька, и мы проторчим тут до ночи!» И в то же мгновение словноискра пробежала по рядам лениво-апатичных людей и их сонливость как ветромсдуло. Мужчины повскакали со стульев и скамеек и, размахивая руками, старалисьперекричать друг друга. Исполняя просьбу мистера Уилкса, считавшего, что нельзязаставлять дам скучать, мужчины за все утро не проронили ни слова о войне или ополитике. Но вот у Джералда громко вырвалось «форт Самтер», и все мужчины какодин забыли предостережения хозяина.

— Само собой разумеется, мы будем драться…

— Янки мошенники…

— Мы разобьем их за один месяц…

— Да один южанин стоит двадцати янки…

— Мы их так проучим, они нас, долго не забудут…

— Мирным путем? А они-то разве мирным путем?

— А вы помните, как мистер Линкольн оскорбил нашихуполномоченных?..

— Ну да — заставил их торчать там неделями и всеуверял, что эвакуирует Самтер…

— Они хотят войны?..

— Ну, мы так накормим их войной — будут сыты по горло…И, заглушая весь этот галдеж, гремел зычный голос Джералда.

— Права Юга, черт побери! — снова и снова долеталодо Скарлетт. Джералд, в отличие от дочери, наслаждался — он был в своей стихии.

Выход из Союза, война — все эти слова давно набили уСкарлетт оскомину, но сейчас она начинала испытывать к ним даже оструюненависть, потому что для нее они значили только одно — теперь мужчины будутчасами торчать там и держать друг перед другом воинственные речи, и ей неудастся завладеть Эшли. И ни какой к тому же не будет войны, и все онипрекрасно это знают. Им просто нравится ораторствовать и слушать самих себя.

Чарльз Гамильтон не встал, когда все поднялись: новоечувство придало ему смелости, и, оказавшись в какой-то мере наедине соСкарлетт, он придвинулся к ней ближе и прошептал:

— Мисс О’Хара, я… я уже принял решение: если и в самомделе начнется война, я отправлюсь в Южную Каролину и вступлю в их войска.Говорят, что мистер Уэйд Хэмптон создает там кавалерийский отряд, и я хочуслужить под его началом. Он замечательный человек и был лучшим другом моегопокойного отца.

«Что, по его мнению, должна я теперь сделать — триждыпрокричать ура?» — подумала Скарлетт, так как Чарльз шептал все это с такимзаговорщическим видом, словно открывал ей свою самую сокровенную тайну. Ненаходя слов для ответа, она просто смотрела на него, изумляясь глупости мужчин,которые думают, что такие вещи Могут представлять интерес для женщин. Он жерешил, что она ошеломлена, но одобряет его, И, осмелев еще больше, продолжалскороговоркой:

— Если я так поступлю, вы… вы будете огорчены, миссО’Хара?

— Я буду каждую ночь орошать слезами моюподушку, — сказала Скарлетт, желая пошутить, но он принял ее слова всерьези покраснел от удовольствия. Сам поражаясь своей смелости и неожиданнойблагосклонности Скарлетт, он нащупал ее руку меж складками платья и пожал.

— Вы будете молиться за меня?

«Боже, какой дурак!» — со злостью подумала Скарлетт иукрадкой скосила глаза в надежде, что кто-нибудь избавит ее от продолжения этойбеседы.

— Будете?

— Ну как же, конечно, мистер Гамильтон! Трижды переберучетки, отходя ко сну!

Чарльз быстро поглядел по сторонам, почувствовал, какнапряглись у него мускулы, и затаил дыхание. Они, в сущности, были одни, итакого случая могло больше не представиться. И даже если судьба будет снова также к нему благосклонна, в другой раз у него может не хватить духу.

— Мисс О’Хара… Я должен вам что-то сказать… Я люблювас.

— Что? — машинально переспросила Скарлетт,стараясь за группой громко разговаривавших мужчин разглядеть Эшли, все ещесидевшего у ног Мелани.

— О да, люблю! — восторженно прошептал Чарльз,окрыленный тем, что Скарлетт не расхохоталась, не взвизгнула и не упала вобморок, что, по его мнению, обязательно происходит с девушками при подобныхобстоятельствах. — Я люблю вас! Вы самая… самая… — И тут впервые в жизни унего вдруг развязался язык: — Вы самая красивая, самая добрая, самаяочаровательная девушка на свете! Вы обворожительны, и я люблю вас всем сердцем.Я не смею и помыслить о том, чтобы вы могли полюбить такого, ничем незамечательного человека, как я, но если вы, дорогая мисс О’Хара, подадите мнехоть искру надежды, я сделаю все, чтобы заслужить вашу любовь. Я…

Чарльз умолк, будучи не в состоянии придумать никакогоподвига, достаточно трудного, чтобы он мог послужить доказательством глубиныего чувства, и сказал просто:

— Я прошу вас стать моей женой.

При слове «женой» Скарлетт показалось, что ее внезапносбросили с облаков на землю. В эту минуту она в мечтах уже видела себя женойЭшли и потому с плохо скрытым раздражением взглянула на Чарльза. Нужно же,чтобы этот глупый теленок навязывался ей со своими чувствами именно в этотдень, когда у нее ум за разум заходит от тревоги! Она взглянула в карие, полныемольбы глаза и не сумела прочесть в них ни первой робкой любви, делавшей ихпрекрасными, ни преклонения перед нашедшим свое живое воплощение идеалом, нинежности, ни восторженной надежды па счастье, горевшей как пламя. Для Скарлеттбыло не внове выслушивать предложения руки и сердца, притом от куда болеепривлекательных, на ее взгляд, мужчин, чем этот Чарльз Гамильтон, и у каждогоиз них хватило бы деликатности не заниматься этим на барбекю, когда голова унее была забита своими, несравненно более важными проблемами. Она видела передсобой просто двадцатилетнего мальчишку, заливавшегося краской от смущения ивыглядевшего крайне глупо. Ее так и подмывало сказать ему, какой у него нелепыйвид. Но наставления Эллин невольно сделали свое дело, и она, по привычкескромно опустив глаза, машинально пробормотала подобающие Для такого случаяслова:

— Мистер Гамильтон, я, разумеется, высоко ценю честь,которую вы оказали мне, прося стать вашей женой, но это такая для менянеожиданность, что, право, я не знаю, что вам ответить.

Это был изящный способ, не задевая самолюбия поклонника, недать ему сорваться с крючка, и Чарльз проглотил приманку с ретивостью неофита.