— Я готов ждать вечность! Пусть это будет лишь тогда,когда у вас не останется сомнений. О мисс О’Хара, могу ли я надеяться!

— Хм, — произнесла Скарлетт, чей острый взглядприметил, что Эшли не присоединился к мужчинам, чтобы принять участие в разговорео войне, и все так же продолжает с улыбкой глядеть снизу вверх на Мелани. Еслибы этот домогающийся ее руки дурачок помолчал с минуту, может быть, ей удалосьбы услышать, о чем они там беседуют. Ей это просто необходимо. Почему с такиминтересом смотрит сейчас Эшли на Мелани, что могла она сообщить ему особенного?

Восторженное бормотание Чарльза заглушало их голоса.

— Ах, помолчите! — прошипела Скарлетт, машинальносжав его руку и даже не поглядев на него, Обиженный, ошеломленный Чарльзпокраснел еще сильнее, но тут он заметил, что взгляд Скарлетт прикован к егосестре, и облегченно вздохнул. Скарлетт, конечно, просто боится, как бы егослова не долетели до чьих-нибудь ушей. Она, естественно, смущена, ее природнаястыдливость задета, и она в ужасе, что их разговор может быть услышан. Мужскаягордость взыграла в Чарльзе с небывалой дотоле силой — ведь впервые в жизни онсумел смутить девушку. Ощущение было захватывающим. Он постарался придать лицувыражение небрежного безразличия и украдкой сжал в свою очередь руку Скарлетт,показывая, что он человек светский, все понимает и не в обиде на нее. А онадаже не заметила его пожатия, так как в эту минуту до нее отчетливо долетелнежный голосок Мелани — бесспорно главное орудие ее чар:

— Боюсь, я никак не могу согласиться с вами. МистерТеккерей — циник. Мне кажется, ему далеко до мистера Диккенса — вот тот ужистинный джентльмен.

«Господи, о какой чепухе она разговаривает смужчиной! — подумала, едва не фыркнув, Скарлетт, у которой сразу отлеглоот сердца. — Да она же просто синий чулок, а ведь общеизвестно, какотносятся мужчины к таким девушкам… Чтобы заинтересовать мужчину и удержать егопри себе, нужно сначала вести разговор о нем самом, а потом постепенно,незаметно перевести на себя и дальше уже придерживаться этой темы». Скарлетт,несомненно, забеспокоилась бы, скажи Мелани примерно следующее: «Как этозамечательно, то, что вы сказали!» или: «Какие необычные мысли родятся у вас вголове! Мой бедный умишко лопнет от натуги, если я стану думать о таких серьезныхвещах!» А Мелани вместо этого, глядя на мужчину у своих ног, разговаривает стаким постным лицом, словно сидит в церкви. Будущее снова предстало передСкарлетт в розовом свете, и она опять настолько воспряла духом, что глаза еесияли, а на губах играла радостная улыбка, когда она повернулась, наконец, кЧарльзу. Вдохновленный этим доказательством расположения, он схватил ее веер ис таким усердием принялся им махать, что у нее растрепалась прическа.

— А вашего мнения мы еще не удостоилисьуслышать, — сказал, обращаясь к Эшли, Джим Тарлтон. Он стоял поодаль, вгруппе громко споривших о чем-то мужчин, и Эшли, извинившись перед Мелани,встал. «Он самый красивый мужчина здесь», — подумала Скарлетт, любуясьнепринужденной грацией его движений и игрой солнца в белокурых волосах. Дажемужчины постарше умолкли, прислушиваясь к его словам.

— Что ж, господа, если Джорджия будет сражаться, явстану под ее знамена. Для чего бы иначе вступил я в Эскадрон? — Всякийналет мечтательности исчез из его широко раскрытых серых глаз, уступив местовыражению такой решимости, что Скарлетт была поражена. — Но я разделяюнадежду отца, что янки не станут вторгаться в нашу жизнь и нам не придетсявоевать. — Он, улыбаясь, поднял руку, когда братья Фонтейны и Тарлтонычто-то загалдели наперебой. — Да, да, я знаю, мы подвергалисьоскорблениям, нас обманывали… но будь мы на месте янки и захоти они выйти изСоюза, как бы поступили мы? Да примерно так же. Нам бы это не понравилось.

«Ну конечно, как всегда, — подумала Скарлетт. —Вечно-то он старается поставить себя на место другого». Она не считала, что вспоре каждая сторона может быть по-своему права. Порой она просто не понималаЭшли.

— Не будем слишком горячиться и очертя голову лезть вдраку. Многие бедствия мира проистекали от войн. А потом, когда войнакончалась, никто, в сущности, не мог толком объяснить, к чему все это было.

Скарлетт даже фыркнула. Счастье для Эшли, что у него такаянеуязвимая репутация — никому даже в голову не придет усомниться в егохрабрости, не то он мог бы нарваться на оскорбление. И не успела она этоподумать, как шум в группе молодежи, окружавшей Эшли, усилился, послышалисьгневные возгласы.

В беседке старый глухой джентльмен из Фейетвилла дернулИндию за рукав:

— О чем это они? Что случилось?

— Война! — крикнула Индия, приставив руку к егоуху. — Они хотят воевать с янки.

— Война? Вон оно что! — воскликнул старик, нашарилсвою палку и так резко вскочил со стула, что удивил всех, знавших его многолет. — Я могу им кое-что порассказать на этот счет. Я был на войне. —Мистеру Макра нечасто выпадала такая возможность поговорить о войне — чащевсего женская половина его семейства успевала заткнуть ему рот.

Размахивая палкой и что-то восклицая, мистер Макра поспешнозашагал к стоявшей поодаль группе мужчин, а поскольку он был глух как пробка ине мог слышать своих оппонентов, те вынуждены были вскоре сложить оружие.

— Эй вы, отчаянные молодые головы, послушайте меня —старика. Не нужна вам эта война. Я-то воевал и знаю. Участвовал и вСеминольской кампании, был, как дурак, и на Мексиканской войне. Никто из вас незнает, что такое война. Вы думаете, это — скакать верхом на красавце коне,улыбаться девушкам, которые будут бросать вам цветы, и возвратиться домойгероем. Так это совсем не то. Да, сэр! Это — ходить не жравши, спать на сыройземле и болеть лихорадкой и воспалением легких. А не лихорадкой, так поносом.Да, сэр, война не щадит кишок — тут тебе и дизентерия, и…

Щеки дам порозовели от смущения. Мистер Макра, подобнобабуле Фонтейн с ее ужасно громкой отрыжкой, был живым напоминанием об ушедшейв прошлое более грубой эпохе, которую все стремились забыть.

— Ступай, уведи оттуда дедушку, — прошипела однаиз дочерей старика на ухо стоявшей рядом дочке. — Право же, он день отодня становится все невыносимей, — шепотом призналась она окружавшим еераскудахтавшимся матронам. — Вообразите, не далее как сегодня утром онсказал Мэри — а ей всего шестнадцать… — Дальше шепот стал еле слышным, и внучкавыскользнула из беседки, чтобы сделать попытку увести мистера Макра обратно наего место в тень.

Среди всей этой разгуливающей под деревьями толпы —оживленно разговаривающих мужчин и взволнованно улыбающихся девушек — толькоодин человек оставался, казалось, совершенно невозмутимым. Скарлетт сновапоглядела на Ретта Батлера: он стоял, прислонясь к дереву, засунув руки вкарманы брюк, стоял совсем один — с той минуты, как мистер Уилкс отошел отнего, — и не проронил ни слова, в то время как среди мужчин спорразгорался все жарче. По его губам, под тонкими темными усиками скользила едвазаметная улыбка, и в темных глазах поблескивала снисходительная усмешка, словноон слушал забавлявшую его похвальбу раззадорившихся ребятишек. «Какаянеприятная у него улыбка», — подумалось Скарлетт. Он молча прислушивался кспору, пока Стюарт Тарлтон, рыжий, взлохмаченный, с горящим взором, невыкрикнул в который уже раз: