– Правильно, – подал голос средний изСковородовых. – С тобой уже говорили. А ты все не понимаешь.

– У них в семье все такие непонятливые, уБуравиных-то, – издевательски объяснил старший. – Батьке его тоженамедни что-то объясняли, так всю морду разбили, прежде чем понял. Говорю же –непонятливые.

Троица засмеялась. Пашке кровь в лицо бросилась.

– Что несешь-то? Отец спьяну подрался! – выкрикнулон, делая шаг вперед и подбираясь для драки.

– Спьяну? Ну а нам для этого дела пить не нужно.

В следующую секунду на Пашку налетел вихрь, в котором онразличал только кулаки. На пятом ударе перестал различать и их. Он пыталсяотбиваться, но силы были неравны, и осознание этого лишало Пашку последнейспособности к сопротивлению. Перед глазами мелькнуло злое лицо Кирилла, иПашка, изловчившись, изо всех сил врезал в противную скуластую рожу. Это былопоследнее, что он успел сделать перед тем, как удар старшего из братьевСковородовых свалил его с ног.

– Будешь, гнида, еще за Оксаной ходить, а?

Пашку пнули в живот, и он застонал. Перед глазами стоялакрасная пелена, во рту было солоно и противно. Он сплюнул, попал на чью-тобосую ногу и получил новый удар, болезненней предыдущего.

– Будешь, тебя спрашивают?

Кирилл присел на корточки, схватил Пашку за волосы, ткнулего лицом в песок.

– Тебе по-хорошему сказали, а ты, Паша, не понял. Скажувторой раз, по-плохому – не лезь к ней! Не по твоим соплям Оксана!

– А будешь лезть, – снисходительно заметил сверхусредний брат, Колька, – станешь песочек есть.

Все трое заржали. Пашка выплюнул песок, мотнул головой.

– Вот и погутарили, – подытожил Кирилл. –Смотри, Паша! Сегодня ласковый разговор был, понял? В третий раз такого недождешься.

Сквозь красноватую пелену перед глазами Пашка видел три парыног, удаляющихся по проселочной дороге. Он моргнул, почувствовав резь в глазах,сел и провел рукой по лицу. На ладони остался грязно-кровавый след. Ощупалязыком зубы и с облегчением убедился, что вроде бы все целы. А вот нос, изкоторого беспрерывно капала кровь, оставляя темные вмятинки в пыли, на ощупьпоказался ему свернутым.

– Вот же гады, а! – сдерживая слезы, сказалПашка. – Втроем на одного!

Самым обидным для него было не то, что его избили, –этого он подсознательно ждал с того вечера, как пошел провожать после танцевкрасавицу Оксану, опередив нагловатого Кирилла. С братьями Сковородовыми редкокто в селе связывался: за ними ходила слава парней отчаянных, готовых намногое. Нет, Пашка испытывал горькое унижение от того, что его ткнули лицом впесок, как беспомощную собачонку или напакостившего кота.

Он вытер о рубашку разбитые костяшки пальцев и беспомощновыругался. Сволочи! Вот сволочи! И ведь ничего не поделаешь, не видать емутеперь Оксаны как своих ушей, если только он не решит, что красавица ему важнеесобственной жизни. Сковородовы словами зря не бросаются: вилами в бок ткнут – ипрощай, Паша Буравин. «Кирилл у них заводила, даром что младший. Он же и ткнет,не погнушается. Хорошо, если насмерть, а ну как покалечит?»

Нещадно болел правый бок, и Пашка, поморщившись, расстегнулрубашку и ощупал ребра. Когда из-за пазухи выпала деревянная фигурка, он понял,отчего так болело, и помянул недобрым словом Марью Авдотьевну. Впрочем, вследующую секунду устыдился: «Она мне помочь хотела, а я ее матом крою. Что онатам говорила про русалку? Желания исполняет?»

Он шмыгнул носом, вытер перепачканные ладони о рубашку,которая теперь была не намного чище. Так же аккуратно, сам не зная зачем, обтеррусалку. Положил ее на ладонь и провел пальцем по гладкому дереву.

– Эх, исполняла бы ты и в самом деле желания!

«И что бы ты загадал?» – спросил в голове чей-то чужойголос, не Пашкин.

– Что загадал? Уж придумал бы, что!

Он задумался на секунду, вспомнил, как задохнулся дорожнойпесочной пылью, и его охватила ярость.

– Чтобы Кирилл сдох, вот что бы я загадал! Чтоб егосамого, гада, кто-нибудь вот так… мордой… в песок… – Пашка всхлипывал,бормотал себе под нос. – И пусть там полежит, зараза! А потом раз, и все –нету Кирилла Сковородова! Исчез! Жил, жил, да весь кончился. Сволочь! – Они сам не заметил, как перешел на крик.

На деревянную фигурку упала капля крови и растеклась по еетонкому лицу.

Пашка разом опомнился, стер кровь, вытер слезы. «Совсем я сума сошел. Сижу в пыли, на дороге, ору на деревяшку. Вроде и не били менясильно-то по голове…»

Он встал и, прихрамывая, пошел к дому, сворачивая когородам.

Вечером Пашка помогал отцу разбирать блесны. Мать стонала иохала, время от времени порываясь то протереть сыну лицо каким-то особымотваром, то приложить медных пятаков. Пашка хмуро отворачивался. Пятаки онприложил и сам, как только пришел домой, а отвар вонял так, что перебивал дажезапах сушеных грибов Марьи Авдотьевны, заботливо перебираемых матерью напредмет проживания в них червяков.

– Зачем же ты в драку-то полез? – причиталамать. – Вот отправила дурака на свою голову к тетке Марье!

– Никуда я не полез! Бать, скажи ей.

– Перед Зинкой стыда не оберемся! Приехала в кои-товеки погостить, и на тебе – племянник весь такой красивый, что хоть не смотрина него! Сделал подарочек ко дню рожденья!

– Пусть и не смотрит, – огрызнулся Пашка ивспомнил про русалку, которую собирался подарить тетке. – Бать, я сейчас…

Он вышел на крыльцо, вспоминая, куда же сунул впопыхахрусалку, когда вернулся домой. За забором раздался свист, а затем громкиймальчишеский голос позвал:

– Се-ре-е-га! Сто-ой!

Пашка походил по двору, ругая себя за забывчивость. Парнишкана дороге все свистел, и свист мешал Паше сосредоточиться.

– Се-ерый! Иди сюда!

– Ты чего орешь на все село? – вполголоса спросилПашка, подходя к калитке и вглядываясь в темноту. – Догони своего Серегу икричи ему в ухо.

Из сумерек вынырнула тощая фигура, подбежала к забору.

– Как не орать? – сказал запыхавшийсямальчишка. – Слышал, что случилось?

– Что? – Пашка поморщился. «Здорово! Значит, всесело уже языками чешет, что Кирилл Сковородов отвадил Буравина от девчонки».

– Парня прирезали возле заводи! Он с братьями шел, а нанего наскочил кто-то из возничинских и давай спьяну ругаться. Он – за нож,другой – за нож, и налетели друг на друга! Разлетелись – а один мертвый…

В голосе мальчишки звучало возбуждение.

– Какими… братьями? – выдавил Буравин. –Когда?

– Со своими двумя братьями! Не помню, как их зовут, онивсегда по трое ходят. Вот младшего-то и того… Теперь, значит, будут по двоеходить. – Парнишка глупо хихикнул. – Недавно все случилось, еще имилиция приехать не успела. Он на берегу лежит. Побегу к заводи! Говорят, тамнароду собралось…