Не доходя до крайнего дома, Пашка остановился. Сначала емупоказалось, что он обознался, но уже в следующую секунду со странным чувствомоблегчения и ужаса увидел, что нет.

По проселочной дороге навстречу ему шли двое братьевСковородовых – старший и средний. А за ними, мерзко ухмыляясь Пашке, бежалвдогонку младший, Кирилл.

* * *

Катя вернулась в квартиру, ощущая себя человеком, с которогосняли тяжелый груз. Разуваясь, она спохватилась, что нужно было отнести Машесобачий корм, но тут же сообразила, что на ночь глядя делать этого не стоит.«Наверняка у них полно корма для Бублика. Вряд ли Тонька останется голодной.Господи, как мне повезло с Машей! Что бы я без нее делала…»

– А где собака? – ахнула Седа, бесшумно появившисьв прихожей. – Потеряла?

– Отдала хорошим хозяевам.

– Шутишь?

– Нет. Отойди, я руки вымою.

– Ты с ума сошла? – золовка прошла за Катей вванную и смотрела на нее в зеркало, широко раскрыв красивые темныеглаза. – Знаешь, сколько эта собачка стоит?

– Раньше об этом надо было думать. До того, как ты ее вванной заперла.

– А какая разница?! Нет, ты мне скажи, какая разница?Мы бы ее продали, деньги получили! А теперь…

В глазах Седы отразилась какая-то мысль, она с неожиданнойсилой схватила Катю за плечо и резко повернула к себе.

– Или ты ее кому-то сама продала, а? Точно, продала!Делиться с нами не хочешь!

Она метнулась в прихожую, принялась рыться в карманахКатиного пуховика.

Бешенство ударило Кате в голову. Оно сидело где-то в глубинедуши с того момента, как она увидела жалкую Антуанетту, пришибленновыбиравшуюся из ванной. Но до этой секунды Кате удалось заглушать его. Теперьже, не сдерживаясь, она бросилась по коридору к сестре мужа, оттолкнув подороге свекровь, очень вовремя выглянувшую из комнаты.

Не помня себя от ярости, Катя оторвала тонкие цепкие ручкиСеды от пуховика и изо всей силы толкнула ее на пол. Золовка свалилась, но тутже вскочила и пошла на Катю, выставив вперед маленькие острые кулачки. Сраспущенными черными волосами, злыми глазами она была похожа на ведьму, и Катяпопятилась от нее, на секунду испугавшись.

– Седа, с ума сошла?!

Диана Арутюновна обхватила дочь сзади, потащила к себе,ругаясь. Седа брыкалась, но силы были неравны. Мать затащила ее в комнату изахлопнула дверь, не обращая внимания на Катю. Из гостиной донеслись громкиеголоса, стихнувшие, как только кто-то из соседей сверху ударил по батарее.«Бом-бом-бом!» – пошло отзываться по всему дому.

– Сколько еще это будет повторяться?

Катя села в кухне на табуретку, заставила себя неприслушиваться к голосам из-за комнаты.

«Седа становится все менее управляемой. Пока ее держит вузде мать. Но мы только что чуть не подрались всерьез. Что будет дальше?»

– Котенок, что случилось?

Артур вышел из комнаты в одних трусах – высокий, поджарый,длинноногий. Кате безумно нравилась его фигура, но сейчас она поймала себя натом, что ей не хочется смотреть на мужа. И не хочется, чтобы он обнимал ее,прижимался к ней своим красивым смуглым телом.

Артур, встревожено глянув в сторону комнаты, откудадоносилась ругань его матери и сестры, подошел к жене, присел на корточки ипостарался обнять ее покрепче. Катя вывернулась, встала.

– Котенок, правда, что случилось? И где собака?

– Я отдала ее хорошим людям. А Седа обвинила меня втом, что я продала Антуанетту, и мы чуть не подрались. Вот и все.

Она потерла виски, в одном вдруг стрельнула короткая злаяболь.

– Маленькая моя, ну не сердись на нее, – умоляющепротянул Артур, вс??авая. – Она у нас еще такая глупышка…

Катя уже стояла у входа в комнату. На последних словах мужаона обернулась и сказала то, что два месяца назад не позволила бы себе дажеподумать, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух:

– Она не глупышка, а истеричная дура. Эгоистичная излая.

– Котенок, ну что ты говоришь! Просто сестра сожалеет,что ничем не может помочь тебе!

– Конечно. И от сожаления и стыда говорит мне гадости ипытается рыться в моих карманах. Не смеши меня!

В глазах Артура что-то мелькнуло, и это «что-то» Кате непонравилось. Он небрежно подошел к ней, грациозный, как дикое животное, и,наклонившись, прижался губами к ее губам. Катя попыталась отдернуть голову, номуж держал ее затылок сильной ладонью, так что она даже не могла пошевелиться,и насильно целовал, раздвигая языком сомкнутые губы.

– Пусти меня!

Она оттолкнула Артура, еле сдержавшись, чтобы не ударить полицу.

– Ты что? Мужа целовать не хочешь?

Артур улыбался, но улыбка его была неприятной.

– Сейчас – не хочу.

Катя зашла в комнату, прижала ладони к пылающим щекам.«Господи, что со мной происходит? Он только что был мне противен!»

Катя выглянула в прихожую и увидела, как закрывается за Артуромдверь, ведущая в гостиную. К голосам Седы и свекрови прибавился и его негромкийбаритон. Она мысленно поблагодарила бога, потому что меньше всего ей сейчасхотелось, чтобы они, как обычно, утрясали возникшие проблемы в постели. Артурунравилось после ссоры подчинять жену себе, словно он брал реванш за еенеповиновение. Обычно Катя подыгрывала ему, но после его сегодняшнего поцелуяей казалось, что попробуй Артур прикоснуться к ней – и она его ударит всерьез.

Ее разрывали на две части чувство вины перед мужем, которомуона была обязана здоровьем, и неожиданное непреодолимое отвращение к нему. Катявызвала в памяти то время, когда им было хорошо вместе, когда она засыпала,прижимаясь к нему и чувствуя себя защищенной. Но воспоминания не помогли. «То времяпрошло, – сказал взрослый усталый голос. – Учись строить отношенияпо-новому».

Она заснула и не слышала, как дверь приоткрылась и человек,бесшумно зашедший в комнату, ловко обшарил карманы ее брюк и рубашки.

Утром, заходя в офис, она столкнулась в дверях с Шаньским.Тот посмотрел на нее невидящим взглядом, проговорил «прошу прощения, Сонечка» ипоплелся к своему кабинету. Катя недоуменно посмотрела ему вслед, покачалаголовой. «Сонечка. Ну надо же. Что с ним случилось?»

Юрий Альбертович, зайдя к себе, упал на стул и обхватилголову руками.

– Что же делать, что же делать? – скороговоркойпробормотал он. – Нельзя же бездействовать!

Если бы Шаньскому год назад кто-то сказал, что он будетстрадать из-за родного ребенка, Юрий Альбертович не поверил бы. Детей у негобыло несколько – Шаньский считал, что четверо, – но особого участия в ихсудьбе не принимал. Рождены они были разными женщинами и по разным причинам:одна хотела таким способом удержать красивого мужика, другую поджимал возраст,и она радовалась, найдя подходящего биологического отца, третья залетела поглупости и побоялась делать аборт… Совесть Юрия Альбертовича была совершенноспокойна: каждую подругу он честно предупреждал, что отцом себя не видит иникогда им не будет. Все, на что был готов Шаньский, – это помогатьденьгами. И то в разумных пределах. В конце концов, дамы сами знали, на чтошли. Он предупреждал!