Пришлось Косте учить иностранные языки. С Аней отец оказалсяне так строг, когда дочь в девятом классе завела разговор об учебе в ГИТИСе, онспокойно кивнул и пообещал:

– Давай, старайся, наймем нужных репетиторов.

Костик, присутствовавший при беседе, раздраженно воскликнул:

– Ага! Вот оно как! Мне, значит, нельзя, а Аньке можно?

Герасим взглянул на сына.

– Именно так! Она баба, выйдет замуж, займется хозяйством, аты мужик, тебе жену и детей содержать!

– У нас семейный бизнес есть, – некстати высказалсяКостя.

Отец нахмурился.

– Это мое дело, умирать я пока не собираюсь имальчика-мажора дома иметь не хочу. Мне, кстати, никто не помогал, и тебепридется самому пробиваться.

Марина в отношения отца с детьми не вмешивалась, она неработала, жила в свое удовольствие, носилась по магазинам и салонам красоты,ездила в Милан за одеждой, в Париж за косметикой и отдыхала на море попять-шесть раз в году. В ее хорошенькой головке не задерживалось никакихмыслей, кроме тех, что были связаны с нарядами и украшениями. Иногда Мариприходила на суаре, затеянные Николеттой, пару раз она приводила с собой Аню,апатичную, скромную девочку, которая во время шумного сборища отсиживалась вуглу. Гувернантки вбили в ребенка нужные правила, Анечка вставала при видевзрослых, улыбалась и умела поддержать беседу на вечные темы: здоровье –театральные премьеры – погода.

– Ты бы к ней присмотрелся, – шепнула мне один разНиколетта, – невеста подрастает.

– Да я в коляске ее помню! – шарахнулся я от маменьки.

– Так не сейчас же атаку начинать надо, подожди парулет, – не сдалась она.

– Нет уж, уволь, – я попытался купировать неприятныйразговор в зародыше.

– У Герасима миллионы, а дочь одна!

– Я не страдаю педофилией!

Николетта скорчила гримасу.

– Это верно, ты болен глупостью, а еще эгоизмом, не желаешьдумать ни о чем, кроме собственного удобства! Что случится со мной, если Нораумрет? Ты лишишься заработка, на что мне тогда жить? А здесь девчонка ссостоянием.

Не найдя нужных аргументов в споре, я ретировался, статьженихом Ани мне показалось отвратительным. Впрочем, наряду с дочерью мне ненравились ни ее безалаберная мамаша, ни хамоватый папенька. И вообще, какизвестно, жениться следует на сироте.

Потом беззаботная жизнь Мари резко оборвалась. СкончалсяГерасим, умер в самом расцвете лет от обширного инфаркта, оставив после себявдову, двух детей и процветающую фирму.

Похороны бизнесмена произвели на меня самое тягостноевпечатление, народу проститься с покойным явилась туча. Дети выгляделипотерянными, Марина же, к общему удивлению, крепко держалась на ногах, провелавсю скорбную церемонию стоя, прямая, как вязальная спица. На ее белокурыхволосах красовался черный кружевной платочек, который смотрелся не знакомскорби, а очередным изыском кутюрье.

– Вот увидишь, – шепнула Кока, – через полгодабогатая вдовица выйдет замуж.

– Маловероятно, – просвистела в ответ Люка, –товар испорчен, подгнил с одного боку, двое спиногрызов в наличии. Кому такоесчастье нужно?

– Молчи лучше, – оживилась Кока, – денег сколькоГерасим оставил! А бизнес! Кто им теперь рулить станет?

– Костя! – отозвалась Люка. – Сын всегда за отцомнаследует.

– Еще скажи Аня, – фыркнула Кока, – цирк прямо.Мальчик сморчок, где ему с делом справиться. Нет, Мари живо в загс побежит, эх,повезет кому-то. Кстати, Вава, по-моему, судьба подбрасывает тебе шанс. Маривполне подходящая партия, красива, богата… а? Мальчик мой? Эй, ты куда?

Я быстро смешался с толпой. Во-первых, вести разговоры освадьбе на похоронах как-то не комильфо, а во-вторых, меньше всего мне хотелосьсвязываться с избалованной Мариной.

Но вы не представляете, что случилось дальше. Вопреки общемумнению Арапова не стала искать нового мужчину. Через десять дней после похоронГерасима Марина вошла в его рабочий кабинет, созвала всех: заместителейхозяина, управляющего, начальников отделов, лабораторий и заявила:

– По завещанию бизнес отходит мне, весь капитал Герасим тожеотписал на мое имя. Я намерена сама вести дело, тот, кто считает ниже своегодостоинства работать под началом женщины, может положить заявление об уходе настол.

Поднялся шум.

– Вы же ничего не смыслите в фармакологии, – невытерпел Андрей Зальцман, управляющий.

– Не беда, научусь, – сказала Марина, – вы тоже непрофессорами на свет родились.

Итог совещания мог убить любого руководителя фирмы: издвенадцати присутствующих одиннадцать изъявили желание покинуть навсегдарабочее место.

Марина аккуратно сложила полученные заявления, потомсказала:

– Вы хорошо подумали?

По кабинету пронесся смех.

– У нас с мозгами полный порядок, – заявил Зальцман.

– Ладно, – кивнула вдова, – но имейте в виду,станете проситься назад – не приму.

Мужчины снова развеселились, серьезным был один Эдик Марков,который по непонятной причине решил остаться при Араповой.

Абсолютно не стесняясь Марины, громко обсуждая вслух ееумственные способности, бывшие руководители фирмы удалились, последним изкабинета вышел Зальцман, на пороге он обернулся и сказал:

– Не глупи, Эдик, неужели ты еще не понял? Фирма «Гема»[2] умерла,сделай правильный выбор.

– Я уже его сделал, – спокойно ответил Марков, –посмотрим, кто проиграл.

Не прошло и трех месяцев, как всем стало ясно: слухи окончине «Гемы» сильно преувеличены. Маленькая, хрупкая, «глупая» блондиночкаМарина оказалась цепкой, хваткой, безжалостной бизнесвумен. Она быстро наняладругих сотрудников и ухитрилась вывести фирму на новый виток. Оставалось лишьудивляться, куда подевалась избалованная, спящая до полудня Мари. Она приезжалана службу к восьми утра, а уходила около полуночи. И еще, Марина, оказывается,была в курсе всех дел мужа, Герасим не имел секретов от супруги, и этооказалось для окружающих еще одним шоком.

Не так давно я столкнулся в магазине с Зальцманом, которыйугрюмо сказал:

– Кто ж знал, что эта болонка на самом деле немецкаяовчарка! Офигеть можно! Ты что-нибудь слышал про новый препарат, которыйвыпустила «Гема»?

– Нет, а что это за лекарство? – удивился я.