– Я не просил ее описывать. Мне уже ясно, что вы ничего незамечаете. Уму непостижимо, бедный вы мой Гастингс, как редко вам случаетсяхоть что-то заметить. Вы каждый раз заново поражаете меня. Но поглядите же, моймилый дурачина, здесь можно обойтись и без извилин – достаточно глаз. Глядитеже… глядите…

И тут я наконец заметил то, к чему Пуаро пытался привлечьмое внимание. Шляпка медленно крутилась на его пальце, а палец был просунут вдырочку. Увидев, что я сообразил, в чем дело, он протянул мне шляпку. Дырочкабыла маленькая, аккуратная и абсолютно круглая, но я не мог себе представить, вчем же ее назначение, если таковое вообще имелось.

– Вы обратили внимание, как мадемуазель Ник отшатнулась отпчелы? Пчелка в чепчике – дырка в шляпке.

– Но не могла же пчела проделать этакую дырку.

– Вот именно, Гастингс! Какая проницательность! Не могла. Апуля могла, мой дорогой!

– Пуля?!

– Ну да. Вот такая.

Он протянул руку, показывая что-то маленькое, лежавшее наего ладони.

– Пуля, мой друг. Вот что упало на террасу во время нашейбеседы. Пуля!

– Так, значит?..

– Так, значит, сантиметр-другой, и дырка была бы не вшляпке, а в голове. Теперь вы поняли, что меня заинтересовало? Вы были правы,друг мой, когда советовали мне не зарекаться. Да… все мы люди! О! Но онсовершил непростительную ошибку, этот несостоявшийся убийца, когда спустилкурок в дюжине ярдов от Эркюля Пуаро! Вот уж воистину не повезло! Теперь выпоняли, для чего нам нужно проникнуть в Эндхауз и поближе познакомиться смадемуазель Ник? За три дня она трижды избежала верной смерти. Это ее слова. Мыне можем медлить, Гастингс. Опасность очень велика.

– Пуаро, – сказал я. – Я только что думал…

– Очаровательное занятие, мой друг. Не гнушайтесь им ивпредь.

Мы завтракали, сидя друг против друга за маленьким столикому окна.

Я продолжал:

– Стреляли, очевидно, где-то очень близко. А выстрела мы неслышали.

– Вы, конечно, уверены, что в мирной тишине, нарушаемойтолько плеском морских волн, мы обязательно должны были его услышать?

– Во всяком случае, это странно.

– Ничуть. Есть звуки, с которыми свыкаешься так быстро, чтоих вообще не замечаешь. Все это утро, друг мой, по заливу носились быстроходныемоторные лодки. Сперва вы жаловались на шум, а вскоре попросту перестали егозамечать. Но в самом деле, покуда такая лодка находится в море, можно строчитьиз пулемета, и то не будет слышно.

– Пожалуй, верно.

– О! Поглядите-ка, – вполголоса произнес Пуаро. –Мадемуазель и ее друзья. Похоже, они собираются здесь завтракать. Стало быть,мне придется возвратить шляпку. Но это несущественно. Разговор достаточносерьезен для того, чтобы начать его и без предлога.

Он торопливо вскочил, быстро прошел через зал и с поклономпротянул шляпку мисс Бакли, которая усаживалась за стол со своими приятелями.

Их было четверо: Ник Бакли, капитан третьего рангаЧелленджер и еще какой-то мужчина с дамой. С того места, где мы сидели, ихпочти невозможно было разглядеть. Временами до нас долетал громовой хохотморяка. Он казался простым и добродушным малым и понравился мне с первоговзгляда.

За завтраком мой друг был молчалив и рассеян. Он крошилхлеб, издавал какие-то невнятные восклицания и выстраивал в симметричномпорядке все, что стояло на столе. Я попытался было завязать разговор, но вскоремахнул рукой.

Пуаро давно уже покончил с сыром, но продолжал сидеть застолом. Однако, как только компания мисс Бакли вышла из зала и устроилась застоликом в салоне, он вдруг поднялся, твердым шагом промаршировал к ним и безвсяких предисловий обратился к Ник:

– Не уделите ли вы мне чуточку внимания, мадемуазель?

Девушка нахмурилась. Да и неудивительно. Она, конечно,испугалась, что чудаковатый маленький иностранец окажется слишком докучливымзнакомым. Я представил себе, как в ее глазах выглядит поведение моего друга, иот души ей посочувствовал.

Довольно неохотно она отошла от столика.

Пуаро принялся что-то тихо и торопливо говорить ей. Припервых же его словах на ее лице появилось удивленное выражение.

А я тем временем стоял как неприкаянный. По счастью,Челленджер, заметивший мое смущение, с готовностью пришел мне на помощь,предложив сигарету и заговорив о разных пустяках. Мы с ним сразу оценили другдруга и почувствовали взаимную симпатию. Мне кажется, я был для него болееподходящей компанией, чем мужчина, с которым он только что завтракал.

Теперь я наконец смог разглядеть и его собеседника. Это былщеголевато одетый красавец, высокого роста, белокурый, с крупным носом.Держался он высокомерно, томно растягивал слова и, что мне больше всего непонравилось, был какой-то очень уж холеный.

Я перевел взгляд на женщину. Она сняла шляпку и сидела вбольшом кресле прямо напротив меня. «Усталая мадонна» – вот определение,которое лучше всего к ней подходило. Ее белокурые, почти льняные волосы,разделенные прямым пробором, были гладко начесаны на уши и собраны узлом назатылке. Измученное лицо было мертвенно-бледным и в то же время удивительнопривлекательным. В светло-серых, с большими зрачками глазах застыло странноевыражение отрешенности. Женщина внимательно разглядывала меня. Внезапно она заговорила:

– Присядьте… пока ваш друг не кончит там с Ник.

Ее голос звучал как-то делано-томно и принужденно, но была внем неуловимая прелесть – этакая звучная, ленивая красота. Мне подумалось, чтоя никогда еще не встречал такого усталого существа. Усталого не телом, а душой,как будто она вдруг открыла, что все на этом свете пусто и ничтожно.

– Мисс Бакли очень любезно помогла нынче утром моему другу,когда он подвернул лодыжку, – пояснил я, принимая ее приглашение.

– Ник рассказывала мне. – Она подняла на меня глаза, и яувидел в них прежнее отрешенное выражение. – Все обошлось, не так ли?

Я почувствовал, что краснею.

– Да. Пустячное растяжение.

– А… рада слышать, что Ник не высосала всю эту историю изпальца. Ведь наша маленькая Ник – прирожденная лгунья. Нечто непостижимое,просто талант.

Я не нашелся что ответить. Мое смущение, кажется, забавлялоее.

– Ник – моя старая подруга, – заметила она. – А что касаетсялояльности, то я всегда считала, что это очень скучная добродетель. Она в ценеглавным образом у шотландцев, так же как бережливость и соблюдение днявоскресного. И потом, Ник действительно лгунья, правда, Джим? Какая-тонеобыкновенная история с тормозами. Джим говорит, что это чистый вымысел.