– Эллен, несите лед! – крикнула она, обернувшись, и ужепосле этого заговорила с нами: – Ну, вот и я… а тех всех я спровадила. Сгораюот любопытства. Неужели я та самая героиня, которую никак не могут разыскатькиношники? У вас был такой торжественный вид, – добавила она, обращаясь кПуаро, – что ничего другого я просто и подумать не могла. Ну сделайте же мнекакое-нибудь заманчивое предложение.

– Увы, мадемуазель… – попытался было заговорить Пуаро.

– Только не говорите, что все наоборот, – взмолилась она, –что вы пишете миниатюры и одну из них хотите мне всучить. Впрочем, нет, стакими усами… да еще живет в «Мажестике», где кормят отвратительно, а ценысамые высокие во всей Англии… нет, это попросту исключено.

Женщина, отворявшая нам дверь, принесла лед и поднос сбутылками. Не переставая болтать, Ник ловко смешала коктейли. Мне кажется,непривычная молчаливость Пуаро в конце концов привлекла ее внимание. Наполняяфужеры, она вдруг остановилась и резко бросила:

– Ну, хорошо…

– Вот этого-то мне и хочется, мадемуазель: пусть все будетхорошо. – Он взял у нее фужер. – Ваше здоровье, мадемуазель, здоровье идолголетие.

Девушка была не глупа. Его многозначительный тон неускользнул от нее.

– Что-нибудь… случилось?

– Да, мадемуазель. Вот…

Он протянул руку. На его ладони лежала пуля. Девушка взялаее, недоуменно нахмурившись.

– Известно вам, что это такое?

– Да, конечно. Это пуля.

– Именно так. Мадемуазель, сегодня утром возле вашего ухапролетела вовсе не оса… а эта пуля.

– Вы хотите сказать… что какой-то оголтелый идиот стрелял впарке возле отеля?

– Похоже на то.

– Черт возьми! – чистосердечно изумилась Ник. – Выходит, я ивправду заколдована. Значит, номер четыре.

– Да, – согласился Пуаро. – Это четвертый. И я прошу васрассказать об остальных трех… случайностях.

Девушка удивленно взглянула на него.

– Я хочу полностью убедиться, что это были… случайности.

– Господи! Ну конечно! А что же еще?

– Соберитесь с духом, мадемуазель. Вас ждет большоепотрясение. Вы не подумали, что кто-то покушается на вашу жизнь?

Вместо ответа Ник покатилась со смеху. Предположение Пуаро,кажется, здорово ее позабавило.

– Волшебная идея! Ну, милый вы мой, кто ж это станет на меняпокушаться? Я ведь не очаровательная юная наследница, после которой останутсямиллионы. Я бы не прочь, чтоб кто-нибудь и в самом деле попытался меня убить, –это, должно быть, захватывающее ощущение, только, боюсь, напрасная надежда!

– Вы мне расскажете о тех случайностях, мадемуазель?

– Конечно, да только это все пустяки. Так, чепуха какая-то.У меня над кроватью висит тяжелая картина. Ночью она свалилась. Совершеннослучайно я услыхала, что где-то в доме хлопает дверь, пошла посмотреть, где, изапереть ее… и таким образом спаслась. Она бы мне, наверно, угодила в голову.Вот вам и номер первый.

Пуаро не улыбнулся.

– Дальше, мадемуазель. Перейдем ко второму.

– О, этот и вовсе ерундовый! Здесь, в скалах, есть крутаятропка. Я хожу по ней к морю купаться. Там есть такая скала, с которой можнонырять. Так вот, когда я шла по этой тропке, откуда-то сверху сорвался валун ипрогрохотал на волосок от меня. А третье – это уже совсем из другой оперы. Уавтомобиля что-то стряслось с тормозами – не знаю точно что, мне говорили вгараже, да я не поняла. Во всяком случае, если бы я выехала из ворот испустилась с холма, тормоза бы не сработали, и я наверняка врезалась бы вратушу и превратилась в лепешку. В конечном счете у города оказалась быщербатая ратуша, а от меня осталось бы мокрое место. Но так как я всегдачто-нибудь забываю, мне пришлось повернуть назад и врезаться всего-навсего вживую изгородь.

– А можете вы мне сказать, что именно было неисправно?

– Спросите в гараже Мотта. Там знают. По-моему, былаотвинчена какая-то пустяковина. Я уже думала, не напроказил ли там чего мальчикЭллен. У моей горничной, у той, что отворяла вам дверь, есть маленький сынишка.Мальчишки ведь любят возиться с машинами. Эллен, конечно, клянется, что он иблизко не подходил. А мне все кажется, что бы там Мотт ни говорил: в машинепросто что-то разболталось.

– Где вы держите машину, мадемуазель?

– В сарае за домом.

– Вы его запираете?

Ник удивленно раскрыла глаза.

– Ох! Ну конечно нет!

– И каждый может незаметно подойти к машине и вытворять все,что угодно?

– Вообще-то да… пожалуй. Да только это глупо.

– Нет, это не глупо, мадемуазель. Вы все еще не понимаете.Вам грозит опасность, серьезная опасность. Это говорю вам я. Я! Вы знаете, ктоя такой?

– Кто-о? – замирая, прошептала Ник.

– Я Эркюль Пуаро.

– О! – отозвалась та каким-то разочарованным тоном. – Ну ещебы…

– Вам известно это имя, а?

– Конечно.

Девушка съежилась. В ее глазах появилось загнанноевыражение. Пуаро сверлил ее пронзительным взглядом.

– Вы чем-то смущены. Я делаю из этого вывод, что вы нечитали посвященных мне книг.

– Да нет… собственно говоря, не все. Но фамилию я, конечно,слышала.

– Вы вежливая маленькая лгунья, мадемуазель. – (Я вздрогнул,вспомнив слова, которые слышал нынче днем в отеле.) – Я забыл, вы ведь ещеребенок – откуда вам знать? Как мимолетна слава! Вот мой друг – он вамрасскажет.

Ник посмотрела на меня. Я откашлялся, немного смущенный.

– Мсье Пуаро… м-м… был знаменитым сыщиком, – объяснил я.

– Ах, мой друг! – воскликнул Пуаро. – И это все, что выможете сказать? Ну, каково? Скажите, что я единственный, непревзойденный,величайший сыщик всех времен!

– В этом нет необходимости, – заметил я сухо. – Вы уже самивсе сказали.

– Так-то оно так, но мне пришлось поступиться своейскромностью. Человек не должен сам себе петь дифирамбы.

– Зачем же пса держать, а лаять самому? – не без ехидствапосочувствовала Ник. – Да, кстати, кто же пес? Я полагаю, доктор Ватсон?