Слушая экскурсовода, Гаэль вспомнила о Ребекке, остальных Фельдманах, особняке, в котором они жили и который у них отобрали. Сейчас о них уже наверняка никто не помнит в их провинциальном городке. Гаэль жалела, что не может, так же как потомки Камондо, восстановить ее дом. И дело вовсе не в деньгах — просто очень многие, подобно Камондо, исчезли с лица земли.

Гаэль с тихой грустью обходила комнату за комнатой, восхищаясь предметами искусства и антиквариатом. Хозяева погибли в Освенциме, как Ребекка и ее семья, но даже через столько лет о них помнят благодаря следам, которые они оставили в истории Франции.

В глубокой задумчивости Гаэль вышла из музея и отправилась домой, на авеню Фош.

Вечером ей впервые удалось поговорить с Доминикой, и она рассказала о Ребекке. Дочь слушала молча: мать никогда раньше не беседовала с ней серьезно, — а потом не выдержала:

— Не понимаю! Почему их никто не остановил? И почему эти Фельдманы подчинились немцам и не отказались покидать свой дом?

Очень трудно объяснить девочке-подростку, которая не знала, что такое оккупация, которую никто никогда не преследовал, каким образом целую нацию можно загнать в лагеря и просто уничтожить, причем при попустительстве соотечественников.

— У них не было выбора, как и у многих других. Таких, кто пытался сопротивляться, убивали на месте. Наверное, им следовало бежать раньше, но было некуда. И потом, никто не знал, что это коснется именно его.

— Даже маленьких детей отправляли в лагеря?

Гаэль кивнула, думая о Лотте и детях, которых прятала в сарае и в велосипедной корзине перевозила в безопасное место, но об этом пока не стала говорить дочери.

Доминика занялась домашними заданиями, потом поболтала с друзьями по телефону — все вроде как обычно, но Гаэль казалось, что смотрит она на нее немного иначе. Может, все-таки что-то изменится? Доминика уже, казалось, ожила, с тех пор как они приехали в Париж, меньше злилась и язвила.

Как только они немного освоились, появились новые друзья. Гаэль познакомилась кое с кем из родителей одноклассников Доминики, с коллегами — слушателями в Лувре. Посещать шумные мероприятия, конечно, она еще не была готова и не знала, решится ли когда-нибудь, но иногда проводила приятные вечера у новых друзей или приглашала кого-то к себе. Многие находили весьма интригующим то обстоятельство, что после шестнадцати лет жизни в Нью-Йорке Гаэль вернулась домой. Одна из женщин вспомнила, что когда-то Гаэль была известной моделью, и с восхищением добавила, что и сейчас она очень красива и выглядит гораздо моложе своих лет.

Весна в Париже всегда прекрасна, и вскоре мать и дочь почувствовали, что понемногу стали исцеляться.

На летние каникулы приехала лучшая подруга Доминики из Нью-Йорка и просто влюбилась в ее новую школу. Гаэль активно участвовала в школьной жизни: ходила на собрания, обзванивала по просьбе классной руководительницы родителей, дежурила на школьных мероприятиях, старалась чаще разговаривать с дочерью. Пусть они и не стали близки так, как ей бы хотелось, но Доминика понемногу оттаивала и, по крайней мере, не обвиняла мать в смерти отца. Она так рано его лишилась, что никак не могла с этим смириться. И Гаэль ее понимала, как никто: она сама была всего на два года старше, когда расстреляли отца, и тоже не могла похвастаться близостью с матерью. Каким-то странным образом история повторилась.

Аренда парижского дома заканчивалась в начале августа. В июне владельцы предложили продлить срок до конца года, потому что еще не решили, будут ли продавать его, но Гаэль не была к этому готова. Доминика хотела провести лето в Саутгемптоне, с друзьями, и Гаэль ей это пообещала.

Она долго гуляла по улицам, размышляя, что предпринять, и когда вернулась домой, уже знала, чего хочет. Гаэль не была уверена, что поступает справедливо по отношению к дочери, но все равно решила продлить аренду. В Париж она наметила вернуться в конце лета, к началу очередного триместра на курсах в Лувре. Так или иначе, Доминика все равно закончит школу и уедет в колледж, так почему бы им с Гаэль не провести этот год в Париже? В конце они собирались объездить лучшие колледжи, хотя сама девушка остановила выбор на Рэдклифф-колледже, чтобы поступить потом в Гарвардскую бизнес-школу, поскольку туда недавно стали принимать женщин. Доминика твердо решила идти по стопам отца и собралась заняться банковским делом.

Гаэль дождалась дочь из школы и спросила, не против ли она вернуться осенью в Париж, и непроизвольно съежилась в ожидании взрыва, но его так и не последовало.

— Зачем спрашивать? — усмехнулась Доминика. — Ты все равно принимаешь решения сама.

Ответ вполне типичен для ее дочери, но хорошо, что яростных возражений не было!

Позже Гаэль случайно услышала, как Доминика говорила по телефону подруге, что заканчивать школу будет в Париже, и совершенно не выглядела при этом расстроенной. Очевидно, такой уж у нее характер: что бы ни предложила мать, все принимать в штыки.

Они уже готовы были лететь в Штаты, чтобы успеть к 4 июля в Саутгемптон, когда Гаэль позвонили с интересным предложением. После посещения музея Ниссима де Камондо она часто беседовала с его хранителем. Он знал, что у нее степень магистра истории искусств, и решил предложить ей должность хранителя в подобном музее, который должен открыться на левом берегу Сены. Основали его люди, желавшие почтить погибших родственников.

Гаэль с радостью согласилась: о такой работе можно только мечтать. Он объяснил, с кем нужно связаться. На следующее утро она позвонила одному из основателей музея, и ей назначили собеседование.

Она пришла по указанному адресу. Дом хоть и требовал ремонта, но выглядел роскошно. Двадцать лет им владели другие люди, купив его за гроши, когда хозяева были депортированы, а теперь его приобрели американские родственники и решили реставрировать и превратить в мемориал в честь погибших членов семьи. Им требовался специалист, чтобы руководить работами, а также давать экспертную оценку при закупке антиквариата и предметов искусства, аналогичных тем, что были в доме первоначально. У наследников сохранились альбомы с фотографиями интерьеров, с которыми ей предстояло работать. Кроме того, когда-то здесь была прекрасная коллекция живописи, но все полотна бесследно исчезли, так что восстановить утраченное будет непросто, да и недешево, но у семьи деньги были.

Проект показался Гаэль весьма привлекательным, поэтому она оставила свое резюме и сообщила, когда вернется, а также адрес и телефон, по которому с ней можно связаться в Штатах.

Доминика досадливо поморщилась, когда Гаэль вечером ей обо всем рассказала, и раздраженно прошипела:

— Значит, все-таки остаешься здесь. И работу уже нашла…

— Пока не знаю, — не стала разуверять ее Гаэль. — Через год ты поступишь в колледж, а я останусь одна в нью-йоркской квартире.

Ей и без того было ужасно одиноко. После того как не стало Роберта, Гаэль ощущала себя гостьей во всех этих домах, хоть они принадлежали им с дочерью. Зная, что вся недвижимость когда-нибудь перейдет Доминике, Гаэль чувствовала себя бездомной. Она думала об этом с самой смерти Роберта.