Смерть Роберта еще больше развела их в разные стороны, и ей теперь казалось, что она никогда не сможет дотянуться до Доминики. Но пытаться нужно, даже если дочь отвергает ее снова и снова. Гаэль не собиралась сдаваться и день за днем пробовала навести мосты между ними. Возможно, смена обстановки поможет обеим.

— То есть как это, «в другую страну»?

— Вот так, взять и уехать.

Девушка с откровенной ненавистью уставилась на мать, которая теперь стала ее злейшим врагом, потому что жива и она вынуждена жить с ней.

— У меня просто ужасное ощущение, словно мы сидим здесь и ждем, что он вернется… — растерянно проговорила Гаэль.

Похоже, и Доминика чувствовала себя не лучше.

— Я не хочу, чтобы ты продавала дом!

— Я и не собираюсь ничего продавать, — спокойно сказала Гаэль. — Тем более что он и твой тоже и завещан тебе. И потом, мы же можем уехать не навсегда, а на несколько месяцев или на лето.

— Куда именно?

— Может, во Францию…

— Ненавижу Францию! — будто выплюнула Доминика.

Гаэль сжалась от ужаса, услышав в этом злобном плевке «ненавижу тебя!». Поскольку она связывала мать с Францией и всем французским, ненависть к ней распространялась и на страну.

— Но здесь нам обеим плохо, — еще раз попыталась Гаэль.

Любой их дом казался могилой без Роберта, будь то Нью-Йорк, Саутгемптон или Палм-Бич… Гаэль вовсе не хотела глобальных перемен, но очень надеялась, что короткое путешествие вернет им обеим желание жить.

— Можно снять на лето дом во Франции или, если тебе позволят, даже доучиться весенний семестр в Париже: там есть хорошая американская школа.

Друзья Роберта провели в Париже год и влюбились в этот город, о чем знала Доминика.

Гаэль поняла, что любые ее предложения будут встречены в штыки. Дочь не хотела принимать действительность такой, как она есть, но вернуть ей отца, а Гаэль мужа невозможно. Роберт был мостом между матерью и дочерью, и теперь они окончательно стали чужими людьми.

— Почему бы тебе просто не подумать об этом? — мягко продолжила Гаэль.

Доминика в ответ резко поднялась и едва ли не бегом покинула столовую, захлопнув за собой дверь.

— Вот тебе и Франция, — вздохнула Гаэль, укладывая тарелки в посудомоечную машину.

Через неделю она поговорила с психологом, но та ее не обнадежила: Доминике, возможно, понадобится время, чтобы пережить стресс после смерти отца, так что любые предложения матери она будет отвергать. Гаэль придется принять решение самой, основываясь на том, что, по ее мнению, будет лучше для них обеих.

— Сейчас нужно принять волевое решение. Если вы считаете, что смена обстановки окажет благотворное влияние на ситуацию, значит, так тому и быть. Ну а если ничего не получится, вы всегда можете вернуться. В любом случае хуже не будет, верно? Что касается Доминики, то, к сожалению, ей пока нужен объект, на ком можно выместить боль, растерянность, досаду. И этот объект — вы.

— Она обозлилась на весь мир, а меня так просто ненавидит. С младенчества она считала, что только ей должна принадлежать отцовская любовь, и ревновала меня. Он был ее кумиром, центром ее вселенной. Теперь его нет, и она вынуждена оставаться со мной. По ее мнению, хуже этого быть не может.

— Должно пройти время. Вам обеим нужно свыкнуться с мыслью, что его больше нет, и тогда вы, вполне вероятно, станете ближе друг к другу, — обнадежила психолог.

Ее слова казались правильными, но Гаэль не верила, что их отношения с дочерью когда-нибудь наладятся. Доминика потеряла единственного любимого человека и сейчас чувствовала себя так, будто ее обокрали. Гаэль понимала, как ей трудно, пыталась найти способ помочь, но все ее усилия были напрасны. Она чувствовала себя девочкой для битья, которая принимала на себя всю горечь и ярость Доминики.

Гаэль размышляла над этим месяц, а тем временем они продолжали влачить унылое существование, успеваемость Доминики снижалась, но школьный психолог считала, что это в порядке вещей.

Как-то в январе, в один из уик-эндов, Гаэль попался на глаза туристический журнал, в котором среди множества предложений имелось объявление о сдаче дома в Париже. Логотип компании был ей хорошо знаком — она специализировалась на аренде и продаже элитных домов в самых престижных районах, в основном в Седьмом и Шестнадцатом округах. Она долго просматривала объявления, прежде чем отложить журнал в сторону. Нужно что-то делать. Под стать их настроению была и погода: стояли ужасные холода, трижды шел снег, и Нью-Йорк выглядел унылым, как никогда.

Гаэль больше из любопытства на следующее утро позвонила в парижское бюро туристической компании и поинтересовалась, нельзя ли снять такой дом, как был указан в объявлении, на полгода.

— У нас их несколько, — надменно ответила риелтор и спросила, что именно она имеет в виду.

Гаэль пояснила, что хотелось бы что-то светлое и солнечное, для нее и дочери.

— Да, кое-что есть, — протянула риелтор, — но этот дом, наверное, слишком велик для вас. Это дуплекс на солнечной стороне авеню Фош, в двух кварталах от Триумфальной арки.

Гаэль хорошо знала эту улицу, застроенную старинными особняками времен Османской империи и Наполеоновских войн, с просторными комнатами и высокими потолками, изящной лепниной и мраморными каминами. Ей приходилось бывать в таких, когда работала моделью у Диора. Жили в этом престижном районе в основном иностранцы — дипломаты и сотрудники посольств.

— Владельцы особняка — американцы. Супруги никогда там не жили, но дом обставлен, имеются горничная и экономка, которые содержат его в порядке. В перспективе особняк будет выставлен на продажу.

Она назвала цену аренды, весьма впечатляющую, но Гаэль ничуть не удивилась. Деньги не проблема. Главное — обрести после смерти Роберта душевное равновесие.

— Мне хотелось бы посмотреть дом, — неожиданно для себя сказала Гаэль и пообещала перезвонить.

Не откладывая дела в долгий ящик, она связалась с американской школой в Париже и договорилась с директором о встрече через неделю. Принятое решение лететь в Париж побудило в ней жажду деятельности, и ей сразу стало легче. Доминику пока нет смысла беспокоить. Сначала она сама осмотрит дом, поговорит с директором школы, а уж потом будет видно. На мгновение эта идея показалась ей безумной, но, может статься, именно в чем-то таком они сейчас и нуждаются. Пока сама она ни в чем не уверена, но провести полгода в Париже не самое плохое, что может быть на свете.

В следующий уик-энд Гаэль оставила Доминику на попечение домоправительницы и улетела в Париж. Остановилась в «Ритце», первым делом она посетила особняк и осталась очень довольна, а потом — школу. Школа оказалась большой — с начальных классов по двенадцатый, в американском стиле, со множеством кружков и спортивных секций. Гаэль познакомилась кое с кем из учителей и учащихся, и ей понравился их энергичный настрой. Доминика, конечно, взбесится, когда узнает о ее решении ехать в Париж, но, как сказала психолог, они всегда могут вернуться, если что-то пойдет не так. Гаэль наконец-то решилась проявить характер и противопоставить озлобленности пятнадцатилетней девчонки спокойствие и волю.