— Но зачем тебе вообще работа? Ты вполне обеспечена, насколько я знаю. — Доминика окинула ее критическим взглядом, как всегда, хотя в последнее время это случалось реже.

— Мне будет нечем заняться, когда ты уедешь в колледж, — напомнила Гаэль. — Человеку просто необходимо что-то делать. Я не могу вечно учиться, а для модели слишком стара. Этот проект мне очень интересен. Потомки Камондо намерены увековечить память о погибших: нельзя, чтобы люди забыли о них, вообще об ужасах войны.

Доминике трудно было понять Гаэль, как и любому другому ребенку, выросшему в США.

— Почему бы тебе просто не заняться благотворительностью?

— Это не так интересно, как музей. Впрочем, меня, может, еще и не возьмут: я не совсем тот хранитель, в котором они нуждаются.

Доминика кивнула и, потеряв всякий интерес к теме, отправилась складывать вещи. Гаэль последовала ее примеру, но даже в самолете думала о музее. Это будет счастье, если ее возьмут! Она сможет наконец отвлечься от своего горя.

По прибытии в Нью-Йорк на Гаэль навалилось столько дел, что она забыла обо всем. В пентхаусе день и ночь толклись друзья Доминики, и от шума и гама можно было сойти с ума.

Лето началось как обычно, если не считать, что с ними не было Роберта. В честь 4 июля они устроили традиционный праздник. Гаэль хоть и чувствовала себя как-то странно без Роберта, все же была рада видеть их общих друзей. Оказывается, они скучали по ней. Больше всего, конечно, всех удивило, что они с Доминикой намерены вернуться в Париж и там девочка будет заканчивать школу.

За последний год изменилась не только жизнь Гаэль, но и она сама. Все в один голос утверждали, что теперь она больше походит на француженку. Она смеялась, но втайне была довольна, потому что и чувствовала себя больше француженкой, чем американкой.

В конце августа Гаэль и Доминика поехали осматривать колледжы. Эту поездку они тщательно спланировали еще весной в Париже, объехать предстояло много колледжей, так что график был напряженным. Начали с Рэдклифф-колледжа, потом были Вассар, Уэллсли, Смит и Барнард. К удивлению Гаэль, Доминика объявила, что не хочет учиться в Нью-Йорке. После того как они посетили несколько колледжей в Калифорнии, она немного поколебалась, но все же решила, что это слишком далеко от дома, не говоря уже о Европе, чем очень порадовала Гаэль.

— Если хочешь, когда вернемся, можно посетить Парижский американский университет.

Доминика тут же возразила:

— Что бы ты ни решила по поводу себя, я буду учиться в Штатах, там мой дом.

Гаэль ничего не ответила: для нее домом стал Париж.

Доминике понравились многие колледжи, но Рэдклифф-колледж по-прежнему оставался на первом месте, и она отправила резюме туда. Оценки у нее были прекрасные, поэтому она надеялась, что ее примут.

Что касается Гарварда, Роберт всегда был щедрым спонсором своей альма-матер. Дед Доминики тоже учился в Гарварде, так что и внучке туда прямой путь после Рэдклифф-колледжа. Осталось дождаться декабря, чтобы узнать о решении совета колледжа.

Они вернулись в Париж за два дня до начала занятий, что дало Доминике возможность встретиться и обменяться новостями с подругами. Многие провели лето в Штатах, но были и такие, кто отдыхал в Бретани и на юге Франции, в Испании, в Португалии и даже Италии.

Уже прошло две недели занятий в Лувре, когда ей позвонил директор будущего музея и поинтересовался, не передумала ли она занять должность хранителя.

— Разумеется, нет! — ответила Гаэль с энтузиазмом. — Я думала, вы забыли обо мне или нашли кого-то другого.

— Вовсе нет. Просто весь персонал в июле — августе разъезжается на каникулы. Как насчет встречи? Например, завтра?

На следующий день, сразу после лекций, Гаэль отправилась в будущий музей. Там ее ждали архитектор, подрядчик, патронесса и спонсоры. После беседы, к удивлению Гаэль, ее спросили, где она жила во время войны.

— Здесь, во Франции, — ответила она спокойно, хотя похолодела от страха: вдруг до них дошли слухи о ее якобы предательстве.

Правда, тут же сообразила Гаэль, они не могли знать ее девичью фамилию, так что это невозможно.

— Я участвовала в Сопротивлении с сорок третьего года до конца оккупации, — неожиданно для себя выпалила Гаэль.

Ей показалось правильным все рассказать этим людям. Она заметила, как патронесса, приятная, энергичная, довольно молодая женщина, окинула ее одобрительным взглядом.

— Чем именно занимались? — спросил директор.

Члены семьи были явно удивлены, но в то же время довольны своим выбором. Эта женщина предана начатому делу.

— Спасала еврейских детей вместе с другими членами ОСИ: перевозила в безопасные места.

— Сколько вам самой тогда было дет?

— Девятнадцать. Мою близкую подругу депортировали вместе с семьей. Они пробыли пятнадцать месяцев в лагере для интернированных в Шамбаране, а потом погибли в Освенциме.

— Всю нашу семью — Штраус — уничтожили в Бухенвальде, поэтому музей будет носить это имя в память о погибших.

Похоже, Гаэль им понравилась, поскольку назавтра ей позвонили и предложили приступить к работе уже на следующей неделе. Это означало, что придется оставить занятия в Лувре, но Гаэль не расстраивалась: на курсы она записалась только для того, чтобы как-то убить время. Конечно, жалованье предложили мизерное, но для нее это не важно: благодаря Роберту она может заниматься любимым делом, не беспокоясь о хлебе насущном.

Позже ей позвонила еще и патронесса и пригласила на ленч. Договорились встретиться в ресторане «Фуке» в начале следующей недели.

Так началась многолетняя дружба между Гаэль и Луизой.

Вечером Гаэль попыталась поделиться своей радостью с дочерью, но та отмахнулась от нее как от назойливой мухи, что-то буркнув невпопад.

Не удалось поговорить по душам и потом. Каждый день Гаэль теперь был расписан по минутам: обсуждение подрядчиком планов реставрации, походы по антикварным магазинам и аукционам в поисках подходящей мебели, решение организационных вопросов… И ее это совершенно не угнетало, напротив: это было так волнующе, если удавалось найти очередной предмет, похожий на те, что были изображены на снимках: все равно что подбирать в пазле кусочек к кусочку!

Гаэль как раз выходила из аукционного зала в отеле «Друо» с небольшой картиной под мышкой, чувствуя себя победительницей, хотя заплатила немалую цену, когда заметила необычное скопление что-то оживленно обсуждавших людей. Похоже, что-то случилось.

Гаэль быстро прошла к своему «пежо», который купила и научилась водить сама, и включила радио. Эфир взорвался страшной вестью: убит Джон Кеннеди!

Гаэль долго сидела не шевелясь, совершенно потрясенная, не в силах поверить услышанному, потом медленно поехала в школу за Доминикой. Очередная игра в американский футбол уже закончилась, и дочь, должно быть, все знает.