— Этот город ненастоящий, он из кино… — Я оглянулась иувидела, что Гордон следит за мной.

— Пойдемте, Джиллиан. Пора возвращаться в отель.

От «Ридженси» нас отделяло всего лишь три квартала. Он обнялменя за плечи так, словно имел на это полное право. Всю дорогу мы молчали ивскоре остановились у вращающейся двери. Гордон слегка улыбнулся.

— Как вы относитесь к трапезам на лоне природы? Завтрая собираюсь съездить к друзьям в Бедфорд. Деревенский воздух пошел бы вам напользу. — Не «я был бы рад, если бы вы поехали со мной», а «деревенскийвоздух вам на пользу»… Я хотела было пошутить на эту тему, но вовремя заметила,с каким нетерпением он ждет ответа.

— С удовольствием, Гордон.

— Не хотите прихватить с собой дочку?

— Спасибо за приглашение, но у нее другие планы. Онаидет в гости к однокласснице.

— Ну что ж. Тогда я заеду за вами в одиннадцать. И нежалейте о том, что понапрасну потеряли вечер. Вам надо было выговориться. Да имне тоже. — Он не сделал попытки поцеловать меня, только ласковоприкоснулся к плечу и шагнул в сторону.

Мы еще раз помахали друг другу, и я птицей впорхнула вномер. Меня пугало только одно: что это волшебство завтра кончится.

— Джиллиан, вы не подадите мне карту? Она в ящичкеперед вами. — Мы ехали по набережной Ист-Ривер. На лице Гордона не было итени улыбки. Ничто не напоминало о сделанных вчера признаниях.

— Конечно. — Я щелкнула дверцей, вынула карту иподала ему.

— Откройте, пожалуйста. — Меня слегка удивил еготон, но я послушно разложила карту… и прыснула со смеху. Это была карикатура, всильно шаржированном виде изображавшая нас с мистером Гордоном Хартом,поглощающих сосиски под уличным фонарем у здания «Жизни женщины». На фонарьмочились чихуахуа и сенбернар, а из окон выглядывали все сотрудники редакции.Подпись гласила: «Пора уносить отсюда ноги». Я подняла глаза и увиделадовольное лицо Гордона.

— Раз так, за мной ленч. Просто здорово, Гордон! У васнастоящий талант!

— У вас тоже.

Ленч в Бедфорде прошел очень мило, друзья Гордона мнепонравились, и день пролетел незаметно.

К пяти часам я вернулась в отель — как раз вовремя, чтобывстретить Саманту.

В воскресенье мы с помощью Пег перебрались на старуюквартиру. Я успела привыкнуть к «Ридженси» и на первых порах чувствовала себяне в своей тарелке. Сэм была на седьмом небе от радости, что наконец-тооказалась дома. Мне же пришлось весь вечер мыть полы, драить уборные, и подконец я так устала, что с трудом доползла до кровати.

— Саманта! Завтракать!.. Поскорее, а то опоздаешь вшколу! — А я на работу. Теперь самое главное — восстановить утраченнуюсноровку. Без этого успеть собраться к восьми часам было нечего и думать. Всеравно что пытаться в роликовых коньках залезть на айсберг. В Сан-Франциско былокуда проще. Наверно, все дело в одежде.

— Сэм, где ты?

— Иду, мамочка! — Она влетела в комнатупо-ковбойски. Школа Криса. — Я здесь!

— О'кей, любовь моя, ешь овсянку. Мы торопимся.

— Ковбои не едят овсянку, — оскорбленно заявилаона.

— Едят, едят. Давай, Сэм, не капризничай. — Япыталась пить кофе и одновременно читать газету, но думала при этом, чтонеплохо бы почистить туфли.

На работе предстояло сделать кучу телефонных звонков,договориться о съемке детской, закончить возню с актерской столовой и выполнитькучу мелких поручений Джона Темплтона.

Во вторник Гордон угощал меня обещанным ленчем, во времякоторого пригласил на торжественную встречу журналистов в Музее современногоискусства, назначенную на следующий вечер.

В среду днем я забежала домой, надела черное бархатноеплатье и атласную накидку малинового цвета и стала ждать. Гордон обещалподъехать к семи часам. Приподнятое настроение постепенно угасало, сменяясьунынием. Крис не звонил целую неделю. Как обычно, это причиняло мне боль. Ятосковала по Крису Мэтьюзу, по его рукам, спокойному голосу и, как ни странно,даже по его отчужденности.

— Мамочка! Звонят в дверь! — на всю квартирукрикнула Сэм.

— О'кей. Иду. — Я так задумалась, что даже неуслышала звонка. Это Гордон.

— Все в порядке? О нет, не извиняйтесь! Великолепновыглядите, Джиллиан. — Он придирчиво осмотрел меня и поцеловал в лоб.

— Спасибо, сэр. Как прошел день?

— Как обычно. Джиллиан, что-нибудь случилось?

— Нет. Почему вы так решили?

— Либо у вас был трудный день, либо вырасстроены. — Вы слишком проницательны, мистер Харт…

— Нет. Честное слово. Может быть, немного устала,только и всего. Не хотите выпить на дорожку?

— Не стоит задерживаться.

— Кто это? — В дверях возникла Саманта и слюбопытством уставилась на гостя.

— Гордон, это Саманта. Это мистер Харт, Сэм.

— А кто он такой?

— Мы вместе работаем. Кроме того, он друг тетиХилари. — Я тревожно следила за обоими. Сэм могла сказать какую-нибудьгрубость и хлопнуть дверью, а Гордон не умел обращаться с детьми.

— Можно потрогать вашу бороду? Она настоящая? —Саманта осторожно приблизилась, и Гордону пришлось нагнуться, чтобы заговоритьс ней.

— Да, настоящая. Смелей, Саманта. — Ох… Вдруг ейпридет в голову дернуть изо всех сил? Но она провела по бороде рукой, и яперевела дух.

— Знаешь, она похожа на лошадиную гриву…

— Это комплимент, — пояснила я.

— Ты любишь лошадей, Саманта?

— Ага! Еще как! — Завязалась оживленная беседа, ия поразилась, как много Гордон знает о лошадях. Еще больше меня удивило, когдаон потянулся к лежавшему на столе бювару и сделал для Сэм несколько набросков.Дочка была очарована. Кажется, они нашли общий язык.

— Джиллиан, нам пора. Саманта, надеюсь, мы ещеувидимся.

— Конечно. Приходите в гости, мистер Гордон.

— Мистер Харт, Сэм. Спокойной ночи, радость моя. Нессорься с Джейн, будь хорошей девочкой. — Мы крепко обнялись и горячорасцеловались.

Тем временем Гордон вызвал лифт.

— Очень трогательно, Гордон. Спасибо. — Пока мыловили такси, у меня поднялось настроение. Слава богу, Саманта обрадоваласьему.

— Она мне нравится. Живая и очень откровенная.

— О, этого добра у нас хоть отбавляй! — засмеяласья и покачала головой. Тут подъехало такси, и мы отправились в музей.

Вечер удался. Было очень приятно, что все смотрят мне вследи наперебой спешат представиться. Оказывается, Гордон входил в правление музея,но не удосужился упомянуть об этом. Мы встретили Хилари, на сей раз без Рольфа.На ней было длинное черное трикотажное платье и такой же длины тонкая белаянакидка. Гордон пригласил ее пообедать с нами. Это было бы замечательно, но онаотказалась.