Мы довольно долго ехали неподалеку от нее, постепенноприближаясь к темной полосе. И скоро нас разделяла только сотня футов.Пятьдесят…

Наконец, как я ожидал, обе дороги пересеклись.

Я натянул поводья, набил трубку и раскурил ее, не отрываяглаз от дороги. Звезда и Огнедышащий Дракон явно остерегались темной полосы,внезапно оказавшейся перед ними. Кони ржали и пытались сойти на обочину.

Дорога пересекала черную полосу наискось, и часть еескрывали от взгляда невысокие скалы. Темноту густо обрамляла черная трава,островки ее попадались и у подножия скал. Повсюду липли клочки тумана, надвпадинами клубились дымки. Над темной полосой стояла легкая мгла, и небо сквозьмарево казалось темным и грязноватым. В предстоящей тьме царило молчание, неимевшее ничего общего с покоем, словно кто-то невидимый спрятался там, затаивдыхание.

А затем раздался визг. Девичий. Или, может быть, пожилойдамы в отчаянии?

Доносился он справа, прямо из-за холмов. Подозрительно. Чертпобери! Или же это всерьез?

Я перебросил поводья Ганелону, соскочил на землю, выхватилГрейсвандир.

— Пойду посмотрю, — сказал я, повернулся направо иперепрыгнул через придорожную канаву.

— Не задерживайся! — крикнул мне вдогонку Ганелон.

Раздвигая кусты, я дошел до каменистого склона, продралсячерез такие же заросли с обратной стороны и полез вверх по следующему, ещеболее высокому откосу. Визг повторился, и до меня донеслись новые звуки.

А потом я добрался до верхушки холма, откуда открывался видвдаль.

Чернота начиналась внизу футах в сорока от меня, безобразиетворилось уже в ней — еще футов на сто пятьдесят подальше.

Черно-белую картинку нарушало одно лишь пламя. Женщина вбелом платье — черные волосы разметались по плечам — была привязана к одному изтемных деревьев. Ноги ее тонули в тлеющем хворосте. Полдюжины волосатыхальбиносов-мужчин, почти нагишом, продолжая на ходу раздеваться, копошилисьвокруг, бормотали и хихикали, тыкали в женщину и в огонь палками, что были укаждого, время от времени хватаясь за чресла. Языки пламени лизали одеждуженщины, уже начинавшую тлеть. Длинное одеяние было разодрано в клочья, мнебыла видна ее дивная фигура, хотя дым скрывал лицо.

Я рванулся вперед на Черную Дорогу, перепрыгнув черездлинные вьющиеся травы, и врезался в толпу. Я срубил на ходу голову одному ипронзил мечом второго, прежде чем кто-нибудь из них что-то понял. Остальныеповернулись ко мне, выставив палки, размахивая ими и крича.

Грейсвандир не останавливался, пока все они не умолкли и несвалились на траву. Из тел текла черная жижа.

Я обернулся и, задерживая дыхание, затоптал огонь. А потомприблизился к даме и разрезал ее путы. Рыдая, она рухнула в мои объятия.

И только тут я увидел ее лицо, точнее, отсутствие оного. Комне была обращена овальная маска слоновой кости, совершенно ровная и гладкая,лишь с двумя небольшими прямоугольными прорезями для глаз.

Я оттащил женщину подальше от кострища и черных луж. Тяжелодыша, она липла ко мне, прижимаясь всем телом. Выждав какое-то время, япопытался освободиться, но она не отпускала меня, проявив неожиданную силу.

— Теперь все в порядке. — Я сказал это или что-тостоль же заезженное и уместное в подобном случае, но она и не думала отвечать.

Женщина крепко обхватила мое тело, неуклюже и ласковопоглаживая, что не могло не обеспокоить меня. Она становилась все желаннее ижеланнее. Вдруг я понял, что глажу ее по волосам, ласкаю ее грудь…

— Теперь все в порядке, — повторил я. — Ктоты? Почему тебя жгли? Кто они?

Она не отвечала. И теперь уже не рыдала, просто тяжело дышала,но уже по-другому.

— Почему на тебе эта маска?

Я потянулся за ней, она отклонила голову назад.

Впрочем, это было не так важно. Я был безволен, обессилен,как боги эпикурейцев, но что-то холодное, трезвое внутри меня отдавало себеотчет в неестественности подобной страсти. Однако я желал ее и был уже готовдля этого.

Тут меня окликнул Ганелон. Я хотел повернуть голову, ноженщина не позволила мне. Я был удивлен ее силой.

— Дитя Амбера, — раздался полузнакомыйголос. — Мы обязаны тебе за все, что ты дал нам, и сейчас ты полностьюстанешь нашим.

Голос Ганелона донесся до меня снова — мощный потокбогохульств.

Все свои силы бросил я против этой хватки, и она ослабла.Моя рука потянулась вперед — я ухватился за маску.

Женщина сердито вскрикнула, а потом процедила четыре слова:

— Амбер должен быть разрушен!

Лица под маской не было. Под ней не было ничего… совсем.

Одежда ее осела вниз и повисла на моих руках. Она… точнееоно… исчезло.

Быстро обернувшись, я увидел на краю Черной Дороги Ганелона.Он стоял в неловкой позе с неестественно вывернутыми ногами. Клинок егометодично вздымался и падал, но с кем он воюет, не было видно. Я побежал кнему.

Черная трава, через которую я перепрыгнул, опутала его ногиполностью. Он перерубал эти путы, а другие стебли раскачивались вблизи, словнопытаясь вырвать из его руки меч. Ганелон сумел почти освободить левую ногу икачнулся вперед, чтобы сделать шаг.

Я обошел его со спины, стараясь держаться подальше от травы,и отбросил в сторону маску, которую, как оказалось, еще сжимал в руке. Онаупала на землю у края Тьмы и сразу же вспыхнула.

Подхватив Ганелона под руки, я оттащил его; куст яростносопротивлялся, но я все же одолел. Перепрыгивая через темные травы, чтоотделяли нас от мирной, ручной травки, я отнес товарища за дорогу.

Поднявшись, Ганелон некоторое время не отпускал меня, потомсогнулся и стал растирать ноги.

— Онемели, — сказал он, — словно отнялись.

Я помог ему добраться до фургона. Ухватившись за него, онсумел притопнуть.

— Покалывает. Начинают приходить в себя… о-о!

Наконец он прохромал к передней части фургона. Я помог емузабраться на сиденье и сам вспрыгнул следом.

Ганелон вздохнул.

— Стало получше, — заулыбался он, — чуть-чутьотошли — эта дрянь просто высосала из них всю силу. И из всего меня тоже. Чтослучилось?

— Дурное знамение наконец оправдалось.

— Что теперь?

Я взял поводья и спустил тормоз.

— Придется переехать. Нужно узнать получше, что это замерзость. Держи клинок наготове.