В комнате повисло что-то тяжелое, невысказанное.

– Подлизаться к ней хочешь, да? – тихо спросилаСеда, наблюдая, как мать аккуратными скупыми движениями режет хлеб. – Зрястараешься. Она нам чужая.

– Суп подогрей, – угрожающе сказала мать. – Ихватит болтать попусту.

– Чужая! Куда она каждые выходные уезжает, а? У нашегоАртура давно рога растут, а ты хочешь, чтобы я с ней за один стол садилась,хлеб делила!

– Седа, прекрати!

– А вот не прекращу! Что ты мне сделаешь? Из квартирыменя выгонишь, что ли?

Девушка издевательски расхохоталась. Звонкая пощечинаоборвала ее смех, и она возмущенно уставилась на мать.

– Ты… меня… из-за нее?!

– Дура! – воскликнула Диана Арутюновна, тяжелодыша. – Ты с нее пылинки должна сдувать, идиотка!

– Из-за этой швабры!..

Прозвенел звонок в дверь, и обе замолчали.

– Я открою, – спустя паузу сказала ДианаАрутюновна почти спокойным голосом. – Умой лицо, у тебя щека красная.

Час спустя любой, заглянувший в квартиру, в которой временнопроживала семья Ашотянов, увидел бы почти идиллическую картину. Во главе столасидела красивая полноватая женщина, а по обе стороны от нее – дети, оченьпохожие на мать. Возле взрослого сына с видом радостным и спокойным хлопоталаего молодая жена, приветливо улыбаясь на каждую реплику своей золовки. И что с того,что посуда была битой, штукатурка на стенах облезала грязными синими клочьями,а занавесок на окне не было, и зимняя чернота заглядывала в крохотную кухонькуна пятом этаже? Разве не главное, что семья собралась вместе?

«Что с ними случилось? – думала Катя, улыбаясь черезсилу Седе, рассказывавшей очередную байку про свою подружку, и терпяпоглаживания Артура под столом. – С утра Капитошин, теперь они… Сатмосферным давлением нынче что-то не то?»

Совместный ужин поначалу изумил ее, а последние десять минутоткровенно тяготил. Внешне все выглядело более чем пристойно, и Катя поначалудаже обрадовалась тому, что намерения мужа и свекрови так совпали с еесобственными мыслями. Но очень скоро пожалела о том, что Орлинкова задержала еевсего на два часа, а не на четыре.

В воздухе висела фальшь. Как будто за столом, покрытымдешевой пестрой клеенкой, собрались актеры, и каждый из них играл свою роль. Ноактеры были посредственными и играли бездарно. А может, просто не успеливыучить слова.

Кате чудилось, что Седа излучает ненависть, Артур –равнодушие, а сама она улыбается так неискренне, что не смогла бы обмануть дажеслепого. И только свекровь держалась, как подобает – изображала главу маленькойсемьи, из-за ужасного стечения обстоятельств вынужденную терпеть лишения. Нотерпеть героически, не ноя и не жалуясь на жизнь. Она любезно спрашивала Катю,не подложить ли ей макарон, к которым они с дочкой сделали прекрасный соус,заботилась о том, чтобы Артуру не дуло из форточки, посмеивалась над рассказамиСеды. Именно посмеивалась, а не смеялась, и потому не переигрывала.

«Господи, скорее бы это закончилось. Я не хочу больше с нимисидеть».

Как ни уговаривала себя Катя, что должна радоваться, ничегоне получалось. Ей не о чем было говорить с людьми, которые назывались еесемьей. «Но о чем же я говорила с ними раньше? – с ужасом спрашивала онасебя. – Почему же я не могу сделать этого сейчас и только глупо растягиваюв улыбке рот, слушая Седу?»

«Потому что ты никогда не разговаривала с нимираньше, – ответил ей один из голосов – похоже, Циничный, но он былнепривычно грустным. – Разве ты не замечала? Ты рассказывала им что-то,как и они тебе. Вы обменивались информацией – как прошел день, куда тысъездила, что сказала тебе подружка, когда увидела твое новое платье… Кактолько исчезла информация, вам стало не о чем говорить».

«Но я могу рассказать им про „Эврику“! – горячовозразила голосу Катя. Но тут же поняла, что лукавит. О ком она стала бырассказывать? О Капитошине? О Наталье Гольц, благодаря которой ее приняли наработу? „Они даже не знают, как именно я устроилась. Я им не говорила об этом“.

– О чем задумалась, котенок? – Артур погладил еепо руке.

„Мне не нравится, когда меня называют котенком. Мне этокажется пошлым и глупым. Почему я не говорила ему об этом раньше?“

– Да так… ни о чем. Спасибо, все было очень вкусно.

После ужина Катя мыла посуду, с трудом отделавшись отнавязчивой помощи свекрови. Она не любила мыть посуду, но ей хотелось остатьсяодной. Артур предложил посидеть с ней на кухне, развлекая ее разговорами, ноКате показалось, что он не очень огорчился, когда она отказалась.

– Жду тебя в постели, – прошептал он ей на ухо инежно прикусил мочку уха.

Она еле сдержалась, чтобы не дернуться. Господи, ну почемуон стал так раздражать ее?! Это неправильно, с этим нужно что-то делать!

Она поставила на полотенце последнюю тарелку и глубоковздохнула. „Завтра нужно позвонить маме. Опять врать…“ Неприятное ощущениецарапнуло ее, но Катя не поняла, что именно. Катя методично вытерла посуду стайной надеждой, что пока она копается на кухне, Артур уснет. Открыла шкафчик,в который собиралась спрятать вилки, и снова замерла.

Что-то было не в порядке. Даже не то чтобы не в порядке –просто не так, как должно быть.

– Может, все дело в ужине? – пробормотала Катя,оглядываясь. – Может, после него мне все кажется странным?

Собрала звякающую охапку вилок, сунула в шкафчик. Противноеощущение не исчезло. Катя даже проверила, не подглядывают ли за ней – подошла кокну, придирчиво осмотрела окна в доме напротив.

– Вот так и начинается паранойя, – пробормоталаона, не увидев ничего подозрительного.

„Черт возьми, что мне здесь так не нравится?“

Она обошла кухню по периметру.

– Крыса прошуршала?

Нет. Крыса была бы неприятностью, но вполне объяснимойнеприятностью. Катя чувствовала, что дело в другом.

– Седа подстроила какую-нибудь гадость? С нее станется…

Снова обошла кухню, задержавшись возле шкафчика.

И вдруг поняла, что именно насторожило ее.

– Сигаретами пахнет!

Катя потянула носом, но у нее не было никаких сомнений, чтоона нашла причину беспокойства. Пахло сигаретами, которыми не могло пахнуть,потому что их не должно быть в квартире. Катя мысленно подсчитала, когда впоследний раз покупала сигареты по просьбе свекрови. Получалось, что больше двухмесяцев назад.

„Нет, не может быть. Или от шкафа пахнет старым запахом,который я раньше не чувствовала, или у Дианы Арутюновны остался запас сигарет.Она курит немного“.

– Запас сигарет, – повторила Катя, потому что этобыло подходящее объяснение, после которого можно было успокоиться. – Нуконечно!