Бубенцов не знал английского, а приставленный к немуканадцами переводчик был трезв только в конференц-зале, а в остальное,нерабочее, время умудрялся напиваться в стельку, несмотря на сухой закон,строго соблюдавшийся в маленьком городке.

Он попросил Лену Полянскую сходить с ним в супермаркет. Онаотлично говорила по-английски, выручила его не только с супермаркетом, но ипомогла общаться на трех банкетах, устроенных городскими властями. Переводчикхоть и присутствовал на них, но лыка не вязал, и без Лениной помощи Бубенцовчувствовал себя глухонемым.

После второго банкета он напросился к ней в номер. У него небыло переходника для кипятильника, вилка не подходила к канадскому штепселю, ачаю попить хотелось.

У Лены был переходник, и отказать бывшему мужу в чашке чаяона не смогла. За чаем он стал рассказывать, что одинок и никому не нужен,жизнь не сложилась и она, Лена Полянская, оказалась единственным светлым пятномв его несчастной судьбе.

Лед тронулся. Бубенцов вышел из ее номера только утром, а наследующий вечер они снова пили чай…

Лена за восемь лет совсем не изменилась, не постарела, нерастолстела, на свои тридцать пять не выглядела. Юрий был бы не прочьпродолжить роман с бывшей женой и в Москве, но она резко оборвала с ним всякиеотношения.

Еще ни одна женщина не рвала с ним по собственнойинициативе. Самолюбие его было задето, он стал искать с ней встречи.

Она вежливо отказывалась и придумывала разные предлоги,чтобы не встречаться: то работы много, то тетя заболела. Вот к дому тети иприехал он однажды, сел на подоконник в подъезде и стал ждать.

Лена вышла, ведя на поводке старую рыжую таксу. Увидев Бубенцована подоконнике, она не выразила ни удивления, ни радости, равнодушнопоздоровалась и прошла мимо. Ей нужно было зайти в аптеку, потом в гастроном.Он отправился с ней.

Так и не сказав ему ни слова, она купила лекарства ипродукты для тети. Но Юрий все-таки уговорил ее посидеть с ним где-нибудь подороге хотя бы десять минут.

Именно в этот безлюдный дворик они и зашли. Ремонтом еще непахло, но из домов выехали почти все жильцы, и было очень тихо.

– Я все равно от тебя не отстану. Ты ломаешься из-за глупогоупрямства. Я ведь знаю, у тебя никого нет, – начал он.

Ему очень хотелось, чтобы она опять растаяла, стала ручной ипокорной. Но Лена холодно усмехнулась:

– Прямо-таки хрестоматийный вариант: «Онегин, я тогдамоложе, я лучше, кажется, была». – В ее голосе он уловил легкую издевку.

– Однако ты не вышла замуж за генерала. И потом в Канаде…

– А не было ничего в Канаде!

– То есть как не было? – опешил он.

– Померещилось тебе. Мы только чаю попили с тобой – и все. –Она рассмеялась, глядя ему в глаза. – У тебя какая по счету жена? Восьмая?Десятая? И ребенок есть, мальчик, полгодика. Вот и успокойся, остановисьнаконец. Живи с женой, воспитывай сына и кончай беситься.

– Но я не люблю жену…

– А женился зачем? Все, Юра, хватит. Мне надо идти, менятетя ждет.

Она встала, подозвала собаку, пристегнула поводок инаправилась к выходу в переулок.

– Лена! – позвал он тихо.

Она чуть замедлила шаг и оглянулась.

– Ты ведь любишь меня. Ты будешь потом жалеть.

Не ответив ни слова, Лена ушла.

Это было три месяца назад. Только начинался август, аказалось – уже глубокая осень. Было холодно, и моросил дождь. Бубенцов помнил,что на Лене были узкие бледно-голубые джинсы и свободный бежевый свитер.Длинные темно-русые волосы слегка курчавились от мелкого дождя.

Да, был август, и шел дождь. А теперь ноябрь, на небе ниоблачка, и светит яркое утреннее солнце.

«Как странно», – подумал Бубенцов и посмотрел на часы. Послеего звонка прошло двадцать минут. Он достал сигарету, но закурить не успел.

Прямо на него по засыпанной битым кирпичом дорожке шлаженщина. На ней были узкие бледно-голубые джинсы, свободная бежевая куртка ибольшие темные очки. Распущенные темно-русые волосы развевались по ветру.Солнце светило ей в спину, четко очерчивая тонкий прямой силуэт и не даваяразглядеть лица.

Вдруг он почувствовал – если она подойдет чуть ближе, сниметтемные очки, скажет хоть слово, он уже ни за что не выстрелит. И тогда емуконец. Его найдут везде, достанут из-под земли и убьют, не слушая оправданий.

Она сделала еще шаг, и он выстрелил.

Раздался тихий хлопок. Несколько ворон в панике сорвались сзабора.

В голове зазвучал мерзкий металлический визг, будто огромнаяпружина, сжатая до предела глубоко внутри его, вдруг мгновенно распрямилась ибыстро, мелко задрожала.

По тому, как она упала, Бубенцов понял – в контрольномвыстреле не было необходимости, но Колдун велел сделать все, как полагается.

Одним прыжком подскочив к убитой. Бубенцов остолбенел.

Темные очки слетели и валялись рядом. Перед Бубенцовымлежала совершенно незнакомая девушка, не старше двадцати пяти лет.

Она действительно была похожа на Лену Полянскую, но толькоиздали.

Быстро оглядевшись, он втащил убитую в обломок бетоннойтрубы, на котором только что сидел. Ноги девушки, обутые в короткие замшевыесапожки, слегка подогнул, чтобы не было видно, и прислонил к одному концу трубыбольшой кусок фанеры, валявшийся поблизости. Другой конец он прикрыл короткойнеотесанной доской, всадил занозу в левую ладонь, машинально выругался.

Доска упала, он не стал ее поправлять. Автоматическиподумал, что сойдет и так, а время дорого. Так же автоматически он сообразил,что разумней войти в подъезд на Шмитовском не через двор, а со стороныпереулка.

Все это он проделывал и соображал, ничего уже не чувствуя,как заведенная машина.

Переулок был пуст, и Бубенцова никто не заметил.

* * *

Полежав в постели еще немного, Лена поняла, что уже неуснет, и отправилась в ванную.

«Как раз сейчас мне только Бубенцова и не хватало!» –усмехнулась она про себя, намыливая голову шампунем.

В прихожей послышался лай Пини. Пес лаял редко, только когдаперекликался с какой-нибудь соседской собакой.

Бубенцов впервые применил набор отмычек, которым снабдил егоКолдун в придачу к пистолету и глушителю. Нехитрый замок открылся сразу.Бесшумно войдя в квартиру, он не запер за собой дверь, а лишь прикрыл, поставивзамок на предохранитель, чтобы потом не терять драгоценных минут.