– Давайте сделаем так. Я сейчас поменяю банки, поставлю вамкапельницу с физраствором, совершенно безвредную. А эту спрячу куда-нибудь или,если хотите, попрошу в институте, в лаборатории, проверить, что там.

– Пусть лучше проверят на Петровке. У мужа школьный товарищ– подполковник милиции. Он отдаст в их лабораторию.

«Это уж слишком, – подумала Валя, – хотя, может, так оно илучше. Если в институте там какую-нибудь пакость найдут, они ведь все равно вмилицию обратятся. Так лучше сразу!» – Хорошо, давайте так и сделаем.

* * *

Когда Зотова вошла в палату, больная Глушко лежала подкапельницей и дремала. Жидкости в банке осталось совсем немного, на самомдонышке. «Можно снимать, – решила Зотова, – уже более чем достаточно. Еслизавтра заговорит о выписке – скатертью дорога».

– Как мы себя чувствуем? – ласково спросила Амалия Петровна.

– Спасибо, нормально, – ответила больная.

– Домой хотите?

– Естественно, хочу. У меня же трое детей. Скажите, а почемуменя не перевели в общую палату?

Что-то не понравилось Зотовой в интонации этой Глушко. Онадаже не могла понять, что именно, но потом поняла: враждебность пропала. А этостранно.

– А чем вас отдельная не устраивает? – спросила она,улыбнувшись.

– Да нет, все устраивает. Просто интересуюсь.

– Почему бы вам не полежать с комфортом, если у нас естьтакая возможность, – снова улыбнулась Зотова.

Когда она вышла из палаты, ей навстречу попалась маленькаяпрактиканточка Валя.

– Амалия Петровна, можно вас спросить?

– Конечно, детка, спрашивай.

– Что было в капельнице?

– Эргометрина малеат, препарат, стимулирующий послеродовоесокращение матки. Ты молодец, что интересуешься.

«А ведь с этой крошкой тоже придется что-то придумывать.Береженого Бог бережет», – грустно заметила про себя Зотова.

Вскрытие показало, что доктор Курочкин скончался от остройсердечной недостаточности. Никаких следов пребывания в квартире другогочеловека обнаружить не удалось… В понедельник утром к Кротову в кабинетввалился веселый Миша Сичкин. Усевшись в кресло и закурив, он сообщил:

– Между прочим, вчера там совершено еще одно убийство, околоодиннадцати утра, в том самом дворике, где убитый Бубенцов назначил встречутвоей Полянской.

Место там глухое и тихое. Два дома на капремонте, жильцоввыселили, и рабочих не было – воскресенье! И в этом тихом месте, в кускебетонной трубы, найдена девушка с огнестрельным ранением в сердце. Но самоеинтересное, похожа эта девушка, знаешь, на кого? – Сичкин сделал эффектнуюпаузу и торжественно произнес:

– Убитая похожа на Полянскую Елену Николаевну! Не то чтобыочень, но рост, телосложение, волосы, в облике что-то такое… Только моложе навосемь лет. Твоей Полянской ведь тридцать пять, а этой – двадцать семь. И убилиее из того самого ствола, что в ванной валялся. И прочее все как на подбор.Ворсинки свитера, который был на Бубенцове, обнаружены на куртке убитой. Куртказамшевая, все прилипает. Даже два его волоса есть. Непонятно только, зачем онвообще ее прятал. Наследил выше крыши!

– Он спешил. Обнаружил, что не ту убил, – задумчиво заметилКротов, спрятал наспех, кое-как, чтобы сразу не заметили. Личность убитойустановили?

– А как же! Романова Наталья Викторовна, 1968 года рождения.У нее в кармане куртки справка валялась из обменного пункта. За два дня доубийства Романова поменяла пятьдесят долларов, а справочку скомкала и сунула вкарман. Облегчила нам работу. И знаешь, зачем она в этот двор зашла? Закирпичом!

– За каким кирпичом?

– Есть народное средство от простуды, – стал объяснятьСичкин, – берут здоровый кирпич, моют, кладут на конфорку, на рассекатель,греют на медленном огне, сверху сыплют толченый чеснок и чесночным паром дышатчерез трубочку. Так вот, у Романовой младший брат простудился, вот она и пошлас утра на ближайшую стройку за кирпичом.

– Помогает? – тихо спросил Кротов.

– Что? – не понял Сичкин.

– Кирпич от простуды помогает?

Зазвонил внутренний телефон. Кротова вызывал к себе егонепосредственный начальник полковник Казаков.

– Проходи, садись.

Казаков расхаживал по кабинету, рассеянно брал в руки разныепредметы – то пепельницу, то крышку от графина, то книгу с полки – и тут жеклал куда-нибудь в другое место.

Ничего хорошего это не предвещало. Полковник был в самоммрачном расположении духа.

Еще в четверг вечером, после разговора с Леной, Кротовпозвонил Казакову домой и в нескольких словах изложил ситуацию, не упомянув,правда, что встреча с Леной в «Макдоналдсе» была первой и до этого они знакомыне были.

Выслушав его тогда, Казаков вздохнул: «Тухлое это дело,Серега, ничего не докажешь».

А сейчас, не глядя на Кротова, он раздраженно произнес:

– Поздравляю. Ты отстранен от расследования генеральскимприказом.

– Почему? – не удержался Кротов, хотя ответ уже знал сам.

– Да потому, Сережа, что ты у нас получаешься фигурант –первый и пока единственный. Отелло на Шмитовском никто, кроме тебя, шлепнуть немог. Так что картина вырисовывается ясная – до тошноты. Ты и сам понимаешь.

– Подожди. Но я ведь был в Черемушках!

– Да проверяли, – безнадежно махнул рукой Казаков, –районный следак сказал – ты их дождался и через десять минут пулей вылетел. Ониеще на тебя разозлились. Ты указаний надавал и слинял быстренько. А кому охотакопаться? Там же все очевидно: острая сердечная недостаточность. От Черемушекдо Шмитовского езды минут тридцать пять, от силы сорок. Пробок в воскресеньеникаких особых не было. А ты сколько ехал?

Кротов ехал до Шмитовского час. Пятнадцать минут ушло напоиски бензозаправочной станции в плохо знакомом районе, еще десять – назаправку.

– Мне пришлось заправиться. Бензин был на нуле. Вот тебе идвадцать минут.

– А зачем тебя вообще в Черемушки понесло, к этому, как его?

– К Курочкину. К Дмитрию Захаровичу Курочкину. Он – тотсамый врач, который сказал, будто ребенок погиб. Именно он усыпил Лену иотправил в Лесногорск. Согласись, мое желание побеседовать с ним вполнепонятно.