Старая неуклюжая такса лаяла и пыталась схватить его заштанину. Он легонько пнул пса ногой и направился к ванной, откуда доносился шумводы.

Дверь оказалась не запертой изнутри. Задвижка давноотлетела, а одинокой Зое Генриховне не от кого было запираться, когда онамылась.

На него пахнуло теплым паром. Сквозь задернутую плотнуюпластиковую шторку ничего не было видно. Такса, вбежавшая за ним в ванную,залилась лаем и все пыталась вцепиться ему в ногу, но он уже не обращал на псаникакого внимания.

– Кто здесь? – донесся сквозь шум воды знакомый испуганныйголос.

Пена попала Лене в глаза, она стала тереть их, и получилосьеще хуже. Лай Пини раздавался совсем рядом, и кафельная акустика ванной комнатыделала его гулким и тревожным.

Бубенцов резким движением отдернул пластиковую шторку иуспел с удивлением заметить округлившийся живот.

Раздался негромкий выстрел.

«Вот и все, – устало подумала Лена, – почему-то совсем небольно».

Бубенцов повалился лицом вниз, прямо в ванну, и застыл встранной позе, перекинувшись чеРез борт и упершись головой в мокрое дно. Тудаже, в ванну, прямо к Лениным ногам, под струи душа упал пистолет с глушителем.

У Лены сильно зазвенело в ушах, глаза заволокло густымпульсирующим туманом.

«Господи, прости меня!» – пронеслось у нее в голове. На долюсекунды ей показалось, будто чьи-то руки подхватили ее и над ней склонилсябелокурый ангел со странно-кукольным лицом.

Светлана выключила воду, откинула тяжелое тело Бубенцова иоттащила в коридор.

Полянская была ниже Светы на полголовы, а весила примерностолько же. Перенести ее в комнату и уложить на кровать удалось за три минуты.По дороге она успела накинуть на Лену старый махровый халат, висевший на крючкев ванной.

Света впервые в жизни видела такой глубокий обморок инемного испугалась. Но пульс у Полянской был ровный, дышала она спокойно.«Ничего, очухается!» решила Света и накрыла Лену одеялом.

Сняв замок с предохранителя, она захлопнула дверь, подняласьвверх на один лестничный пролет, села на подоконник между этажами, закурила и,достав из кармана куртки сотовый телефон, позвонила Андрею Ивановичу.

* * *

Лена долго не могла понять, откуда взялся этот прерывистый,пронзительный звон. К звону прибавился еще тоскливый вой Пини.

Она попыталась подняться, но голова кружилась. Звонят вдверь, поняла она. Надо встать и открыть. Шатаясь от слабости, Лена побрела вприхожую и вдруг споткнулась обо что-то мягкое. Нашарив рукой выключатель, оназажгла свет.

Поперек коридора лежал человек. Он лежал лицом вниз, вокругего головы растеклось темно-красное пятно.

Звонок продолжал надрываться, потом раздался за дверью голосКротова:

– Елена Николаевна! Вы слышите меня?

Замок долго не поддавался, дрожали руки. Наконец дверьоткрылась.

Когда Кротов увидел ее мертвенно-бледное лицо, влажные,слипшиеся волосы и труп с пробитой головой в коридоре, первой его мыслью было:«Слава Богу, жива!» Он обнял Лену и почувствовал, что ее бьет крупная дрожь.

– Все позади, Леночка, ничего не бойся. Все страшное ужекончилось, произнес он, погладив влажные волосы.

Но сам он был уверен – ничего не кончилось. Началсяследующий раунд игры. Леной занялись всерьез.

Кротов позвонил на Петровку и вызвал опергруппу.

– Простите меня, – тихо сказала Лена, – я думала, он меняуже убил. Он держав пистолет, раздался выстрел… Я думала, меня уже нет.Простите, мне надо переодеться.

Через полчаса после приезда опергруппы картина происшедшегонемного прояснилась. В карманах убитого не было обнаружено никаких документов,удостоверяющих личность. Только пачка сигарет «Кэмел», зажигалка «Зиппо», стотридцать тысяч рублей мелкими купюрами и три стодолларовые купюры, наборотмычек.

Но главное – во внутреннем кармане куртки была найденацветная фотография Лены Полянской.

Лена взглянула на снимок. Месяца полтора назад еесфотографировал редакционный фотограф – просто так, чтобы дощелкать несколькокадров, оставшихся на пленке. Фотографироваться Лена не любила, но этот снимокей понравился. Она улыбалась на нем спокойно и счастливо. Она даже поставилаего за стекло, на книжную полку. Именно эта фотография исчезла вместе с ключамии телефонной книжкой…

– Выстрел произведен из импортного пистолета, но не того,который валяется в ванной. Стреляли с близкого расстояния, не больше полуметра,сзади, в затылок. Смерть наступила около часа назад. – Судмедэксперт, толстыйпожилой армянин Рубен Данаян, стянул резиновые перчатки, закурил. – Похоже,убитый стоял у самого бортика ванной, на кафеле подсохший след его ботинка. Такторопился, что ноги не вытер. Когда в него пальнули, он, вероятно, перевалилсячерез бортик и упал головой в ванну. А потом труп сразу перетащили в коридор.

– Здоровый должен быть мужик, – поднял голову от протоколастарший опер Миша Сичкин, – такого бугая поднять, из ванной вытащить – это жсилищу надо иметь!

– Слушай, Серенький, – хитро подмигнул Рубен, – это часом нетвоя женщина?

– Конечно, моя! – кивнул Кротов.

– Можно сказать, в рубашке она родилась. Кто-то за нее оченьздорово заступился… – тихо и задумчиво произнес Данаян.

– Ну что, труп выносим? – услышала Лена в коридоре чей-тоголос.

– Подождите, – она подняла голову, – можно, я еще разпосмотрю?

Двадцать минут назад, тупо глядя на лицо покойника, онасказала:

– Нет. Я не знаю этого человека. Было в нем нечтопугающе-знакомое, но тогда у нее еще сильно кружилась голова и перед глазамиплавали светящиеся зеленые мухи. Но главное, что-то в глубине душисопротивлялось узнаванию. Именно за это чувство внутреннего сопротивления она иухватилась сейчас: «Я не хотела узнавать его. Слишком страшно было бы…» –мелькнуло у нее в голове.

Труп уже лежал на носилках. Когда откинули с лица покойникаугол черного полиэтилена, ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы спокойнопроизнести:

– Простите. Я была не в себе. Я знаю этого человека.

Стало очень тихо. Все молча уставились на Лену.

– Это Бубенцов Юрий Изяславович, пятидесятого года рождения,русский. Родился в Тюмени, с 1972 года живет… жил в Москве. Член Союза писателей.Мой бывший муж.