Какое-то время я просто стоял на Плаце-на-Краю Света, удверей застывшего пламени, у великого Собора Змея, что высится на Краю надсамой Бездной — там, где в ясный день можно увидеть сотворение вселенной или ееконец, — и глядел на звезды, кишащие в пространстве. А поскольку моя жизньбыла близка к перелому, мыслями я возвращался в Калифорнию и в колледж, кплаванию на «Солнечной вспышке» с Люком, Гейл и Джулией, к тому, как сидел сотцом на привале перед окончанием войны, к поездке верхом с Вингой Бейли черезвиноградники на восток от Амбера, а еще к долгому свежему дню, когда япоказывал город Корал, и к странным встречам того дня.

И я повернулся и поднял чешуйчатую руку, посмотрел из-поднее на шпиль Тэльбедды. «И непрестанно запад с востоком сходятся в сердцемоем»,[3] — подумал я. Сколько же, сколько еще?.. А насмешка,как всегда, останется фаворитом — три к одному, если ставку пожелает сделатьсентиментальность.

Вновь повернувшись, я шагнул внутрь, дабы узреть последнегокороля Хаоса.

Вниз, вниз, в погребальный костер, в необъятную груду лавы,к окну, в котором открываются пределы времени и пространства, и в которомничего не увидеть, — туда я шел между стенами, что вечно в огне и никогдане сгорают, следовал в одном из моих тел на голос, читающий из «Книги Змея,Висящего на Древе Сути», и наконец вошел в грот, что зиял в черноте. Полукольцаплакальщиков в алых одеяниях окружали чтеца и величественный катафалк, укоторого он стоял; внутри гроба явственно был виден Свайвилл, полускрытыйкрасными цветами, что бросали плакальщики, и тонкие красные свечи светились нафоне Преисподней. Потом я шел задами этого зала, внимая Бансесу, верховномужрецу Змея; его слова раздавались будто совсем рядом, ибо акустика Хаосахороша. Я искал себе место в более или менее пустой арке, где любой,оглянувшись, обязательно бы заметил меня, и вдруг увидел Дару, Таббла иМандора. Те сидели на передних местах, из чего выходило, что, когда придетвремя, они будут помогать Бансесу сталкивать гроб через край в вечность.

Внезапно расстроенный, я вспомнил другое погребение, накотором мне довелось присутствовать: похороны Каина, там, в Амбере, у моря…

Я покрутил головой. Юрта нигде видно не было; Гилва изДраседок сидела двумя рядами ниже меня. Я перевел взгляд к непроницаемойчерноте по ту сторону Края… Все равно что смотреть вниз, а не в сторону — еслиэти понятия имеют здесь какое-нибудь значение. Временами различались мелькающиевспышки или перекатывающиеся массы — словно тесты Роршаха, — и я впал вполудрему, наблюдая калейдоскоп темных бабочек, облаков, сдвоенных лиц…

Слегка вздрогнув, я выпрямился, недоумевая, что нарушило моигрезы. То была наступившая тишина. Бансес прекратил чтение. Я уже собиралсянагнуться вперед и прошептать что-нибудь Гилве, когда жрец начал Отпущение. Ябыл поражен, обнаружив, что помню все надлежащие отклики. Пение окрепло,наросло, я увидел, что и Мандор, и Дара, и Таббл подымаются со своих мест. Онидвинулись вперед, присоединяясь к Бансесу у гроба — Дара и Мандор в ногах, Таббли Бансес у изголовья. Прислужники отошли в сторону и принялись задувать свечи,пока не осталась мерцать лишь одна большая свеча у самого Края, позади Бансеса.В этот момент мы все встали.

Жуткого вечного света пламенных мозаик, покрывавших стены,было достаточно, чтобы я мог уловить движение внизу, когда прекратилось пение.Четыре фигуры чуть склонились — вероятно, для того, чтобы взяться за ручкигроба. Затем выпрямились и двинулись в сторону Края. Вперед вышел прислужник ив тот момент, когда почетная процессия миновала свечу, встал рядом, готовыйзадуть последний огонь, когда останки Свайвилла канут в Хаос.

Полдюжины шагов осталось… Три, два…

У кромки Бансес и Таббл преклонили колени, установив гроб вжелобе на каменном полу; все время, пока жрец нараспев читал финальную частьритуала, Дара и Мандор продолжали стоять.

Молитва закончилась, и тут я услышал проклятие. Мандор,казалось, рванулся вперед. Дару качнуло в сторону. Раздался гулкий звук — гробударился об пол. Рука прислужника уже начала движение, и в этот момент свечапотухла. Донесся скрежет скользящего гроба, снова проклятия, затененная фигураотпрянула от Края…

Затем последовал вой. Громоздкий контур упал и исчез. Войубывал, убывал, убывал…

Я поднял левый кулак, заставив спикарт создать сферу белогосвета, будто выдул мыльный пузырь из соломинки. Когда он вырос до трех футов вдиаметре, я отпустил его в полет над головами. Пространство вокруг менянаполнилось бормотанием — прочая колдовская тусовка дружно упражнялась в своихизлюбленных световых заклинаниях; храм теперь сиял дюжинами огней.

Скосив глаза, я увидел Бансеса, Мандора и Дару,разговаривающих близ Края. А Таббла и останков Свайвилла с нами больше не было.

Мои собратья-плакальщики зашевелились. Я тоже, сообразив,что время моего пребывания здесь следует резко сократить.

Я перешагнул через пустой ряд, двинулся направо и тронулГилву за относительно человеческое плечо.

— Мерлин! — воскликнула она, сразуповернувшись. — Таббл… опрокинулся, так?

— Похоже на то.

— И что же теперь будет?

— Лично я собираюсь сваливать, — сказал я. —Причем срочно!

— Почему?

— С минуты на минуту кто-нибудь начнет задумываться опреемственности, и меня задушат охраной. Мне бы этого не хотелось, особенносейчас.

— Почему? — снова спросила она.

— Нет времени вдаваться в подробности. Но мне нужно стобой поговорить. Можно я тебя умыкну?

— Разумеется… сэр, — промолвила она, несомненнокак раз вспомнив о преемственности.

— Брось ты это, — сказал я.

Спикарт закрутил энергии, что подхватили нас и унесли прочь.Мы оказались в лесу металлических деревьев. Гилва озиралась, все еще держась замою руку.

— Господин, что это за место? — спросила она.

— Я лучше не буду объяснять — по той причине, чтосейчас это и так станет понятным. Когда я последний раз с тобой разговаривал, уменя был только один вопрос. Но сейчас их уже два, и в одном из них в некоторомсмысле играет роль это место, а кроме того, большую часть времени здесь никогонет.

— Спрашивай, — сказала Гилва, поворачиваясь ко мнелицом. — Я постараюсь помочь. Хотя, если это важно, я, возможно, не самаяподходящая…

— Да, это важно. Но у меня нет времени устраиватьвстречу с Белиссой. Дело касается моего отца, Корвина.

— Да?