Обещанных магазинов с патронами калибра 7.62, под Артемовустарую «мотыгу», он так и не нашел. Непонятно было, как Бурбон собиралсявыплачивать ему причитающийся гонорар. Размышляя об этом, Артем пришел квыводу, что тот, может, и не собирался ничего ему отдавать, а, пройдя опасныйучасток, шлепнул бы его походя выстрелом в затылок, скинул бы его в шахту илиоставил крысам, и не вспомнил бы о нем больше никогда. И если бы кто-нибудь испросил его о том, куда тот делся, оправданий много: мало ли что можетслучиться в метро, а пацан, мол, сам согласился.

Кроме разного тряпья, карты метро, испещренной понятнымитолько ее погибшему хозяину пометками, и грамм ста дури, на дне обнаружилисьпара кусков копченого мяса, завернутые в полиэтиленовые пакеты, и записнаякнижка. Книжку Артем читать не стал, а в остальном содержимом рюкзака оченьразочаровался. В глубине души он надеялся отыскать в нем нечто таинственное,может, драгоценное, из-за чего, по догадкам Артема, Бурбон так хотел прорватьсячерез туннель к Сухаревской. Про себя он предположил, что Бурбон — курьер,может, контрабандист, или что-то в этом роде. Это, по крайней мере, объяснялобы его решимость пробраться через чертов туннель любой ценой и готовностьраскошелиться. Но после того, как из мешка была извлечена последняя парасменного белья и на дне, сколько Артем не светил, не было видно ничего, кроместарых черствых крошек от чего-то съестного, стало ясно, что причина егонастойчивости была иной. Артем долго еще ломал себе голову, чего именно могхотеть Бурбон за Сухаревской, но так и не смог придумать ничего правдоподобного.

Попытки догадаться скоро были вытеснены мыслью о том, чтоАртем так и бросил несчастного посреди туннеля, оставил крысам, хотя собиралсявернуться, чтобы сделать что-нибудь с телом. Правда, он довольно плохопредставлял себе, как именно можно отдать челноку последние почести, и какпоступить с трупом. Сжечь его? Но для этого нужно порядочно нервов, а удушливыйдым и смрад паленого мяса и горящих волос наверняка просочится на станцию, итогда неприятностей не миновать. Тащить же его на станцию было тяжело истрашно, потому что одно дело — тянуть за руки человека, надеясь, что он жив иотпугивая липкие мысли о том, что он не дышит и не слышен пульс, а другое —взять за руку заведомого мертвеца и не выпускать его руки из своих до выхода изтуннеля… И что потом? Так же, как Бурбон солгал по поводу оплаты, он могсоврать и про друзей на станции, ждущих его здесь. Тогда Артем, притащившийсюда тело, оказался бы в еще худшем положении. — А как вы поступаете здесь стеми, кто умирает? — спросил Артем у Хана после долгого раздумья. — Что тыимеешь ввиду, друг мой? — вопросом на вопрос отозвался тот. — Имеешь ли тыввиду души усопших или их бренные тела? — Я про трупы, — буркнул Артем,которому эта галиматья с загробной жизнью начала уже порядком надоедать. — ОтПроспекта Мира к Сухаревской ведут два туннеля, — начал Хан, и Артем сообразил— верно, ведь идут-то два туннеля, как между любыми станциями. Поезда ведь шлив двух направлениях, и надо было всегда два туннеля… Так отчего же Бурбон, знаяо втором туннеле, предпочел идти навстречу своей судьбе? Неужели во второмтуннеле скрывалась еще большая опасность? — Но пройти можно только по одному, —продолжил тот, — потому что во втором туннеле, ближе к нашей станции проселаземля, пол обвалился, и теперь там вроде глубокого оврага. Если стоишь на одномкраю этого оврага, не важно, с какой стороны, другого края не видно, и никакой,даже очень сильный фонарь, до дна не достает, от этого всякие болваны болтают,что здесь у нас бездонная пропасть. Это, конечно, не так, но кто знает, что тамна дне. Этот овраг — наше кладбище. Туда мы отправляем трупы, как ты ихпрезрительно называешь.

Артему стало нехорошо, когда он представил себе, что емунадо будет возвращаться на то место, где его подобрал Хан, тащить обратно ужеобглоданный местами труп Бурбона, нести его через станцию, и потом — до оврагаво втором туннеле. Он попытался убедить себя, что скинуть тело в овраг — всущности, тоже самое, что бросить его в туннеле, потому что погребением этоназвать было никак нельзя. Но в том момент, когда он почти уже поверил, чтооставить все, как есть, было бы наилучшим выходом из положения, тем более, чтонадо было спешить, перед глазами вдруг с потрясающей свежестью встало лицоБурбона в тот момент, когда он произнес: «Я умер», так что Артема прямо бросилов пот. Он трудно поднялся, повесил на плечо свой новый автомат, и через силувыговорил: — Тогда я пошел. Я обещал ему. Мы с ним договаривались. Мне надо, —и на негнущихся ногах зашагал по залу во все сгущающейся темноте к чугуннойлесенке, спускающейся с платформы на пути у входа в туннель.

Фонарь пришлось зажечь еще до спуска. Прогремев по ступеням,Артем замер на пороге, не решаясь ступить дальше. В лицо дохнуло тяжелым,отдающим гнилью воздухом, и на мгновение мышцы отказались повиноваться, как онни старался заставить себя сделать следующий шаг. И когда, преодолев страх иотвращение, он наконец сделал его, ему на плечо легла чья-то тяжелая ладонь. Отнеожиданности он вскрикнул и резко обернулся, чувствуя, как сжимается что-товнутри, срывая автомат и понимая, что он уже ничего не успеет…

Но это был Хан. — Не бойся, — успокаивающе обратился он кАртему. — Я испытывал тебя. Тебе не надо туда идти. Там больше нет тела твоеготоварища.

Артем непонимающе уставился на него, не говоря ни слова. —Пока ты спал, я совершил погребальный обряд. Тебе незачем идти туда. Туннельпуст, — и, повернувшись к Артему спиной, побрел обратно к аркам.

Ощутив огромное облегчение, тот поспешил вслед за ним.Нагнав Хана через десяток шагов, Артем взволнованно спросил его: — Но зачем выэто сделали и почему ничего об этом не сказали мне? Вы ведь говорили, что неимеет значения, останется ли он в туннеле или будет принесен на станцию? — Дляменя это действительно не имеет никакого значения, — пожал плечами Хан. — Нозато для тебя это было важно. Я знаю, что поход твой имеет цель и что твой путьдалек и тернист. Я не понимаю, какова твоя миссия, но ее бремя будет слишкомтяжело для тебя одного, и я решил помочь тебе хоть в чем-то. Что же до моегомолчания о сделанном, — он взглянул на Артема с усмешкой, — я проверял тебя. Тывыдержал экзамен.