Когда они вернулись к костру и опустились на мятый брезент,Артем не выдержал: — Что вы имели в виду, когда упомянули о моей миссии? Яговорил во сне? — Нет, дружок, во сне ты как раз молчал. Но мне было видение, вкотором меня просил о помощи человек, половину имени которого я ношу. Я былпредупрежден о твоем появлении, и именно поэтому вышел тебе навстречу иподобрал тебя, когда ты полз с телом твоего приятеля. — Разве вы из-за этого? —недоверчиво глянул на него Артем. — Я думал, вы слышали выстрелы… — Выстрелы яслышал, здесь сильное эхо. Но неужели ты и вправду думаешь, что я выхожу втуннели каждый раз, когда стреляют? Я бы окончил свой жизненный путь намногораньше и весьма бесславно, если бы поступал так. Но этот случай былисключителен, и все говорило мне об этом. — А что это за человек, половинуимени которого вы носите? — Я не могу сказать, кто это, я никогда не видел егораньше, никогда не говорил с ним, но ты его знаешь. Ты должен понять это сам. Иувидев его только однажды, хотя и не наяву, я сразу почувствовал егоколоссальную силу; он велел помочь юноше, который появится из северныхтуннелей, и твой образ предстал передо мной. Все это был только сон, ноощущение его реальности было так велико, что, проснувшись, я не уловил гранимежду грезами и явью. Это могучий человек с блестящим выбритым наголо черепом,одетый во все белое… Ты знаешь его?

Тут Артема будто тряхнуло, все поплыло перед глазами, и такясно представился тот образ, о котором рассказывал Хан. Человек, по-именикоторого носил его спаситель… Хантер! Похожее видение было и у Артема: когда онне мог решиться отправиться в путешествие, он видел Охотника, но не в долгомчерном плаще, в котором тот явился на ВДНХ в памятный день, а в бесформенныхснежно-белых одеяниях, и он говорил с ним, и требовал пуститься в поход немешкая. — Да. Я знаю этого человека, — совсем по-иному глядя на Хана и вздыхаяс облегчением, сказал Артем. — Он был очень силен, — как-то устало произнесХан. Хотя я, наверное, смог бы выстоять, но я чуял, что не должен бороться сним. Он вторгся в мои сновидения, а такое я никому не прощаю, но с ним все былоиначе. Ему, — и тебе, — нужна была моя помощь, и он не приказывал, он нетребовал подчиниться его воле, скорее, он очень настойчиво просил. Сначала мнеказалось, что он пытается поработить меня и заставить повиноваться ему противмоего желания, но потом я понял, что это не так. Ему трудно, очень трудно, и онискал дружескую руку, плечо, на которое мог бы опереться. Я протянул ему руку иподставил свое плечо. Я вышел тебе навстречу.

Артем захлебнулся мыслями, они бурлили, всплывали в егосознании одна за другой, растворялись, так и не переведенные в слова, и вновьшли на дно, язык словно окоченел, и он долго не мог выдавить из себя ни слова.Неужели этот человек действительно заранее знал о его приходе? Неужели Хантерсмог каким-то образом предупредить его? Был ли Хантер жив, или это егобесплотная тень обращалась к ним? Но тогда надо было верить в кошмарные ибредовые картины загробной жизни, нарисованные ему Ханом, а ведь куда легче иприятнее было убеждать себя, что тот просто безумен. И самое главное, егособеседник что-то знал о том задании, которое Артему предстояло выполнить, онназывал его миссией, и, затрудняясь определить ее смысл, понимал ее тяжесть иважность, сочувствовал Артему и хотел облегчить его долю… — Куда ты идешь? —спокойно смотря Артему в глаза и словно читая его мысли, негромко спросил Хан.— Скажи мне, куда лежит твой путь, и я помогу тебе сделать следующий шаг кцели, если это будет в моих силах. Он просил меня об этом. — Полис, — выдохнулАртем. — Мне надо в Полис. — И как же ты собираешься добраться до Города с этойзабытой Богом станции? — заинтересовался Хан. — Друг мой, тебе надо было идтипо Кольцу от Проспекта Мира — до Курской или же до Киевской. — Там Ганза, и уменя совсем нет там знакомых, мне не удалось бы там пройти. И все равно, теперья уже не смогу вернуться на Проспект Мира, я боюсь, что я не выдержу второй разперехода через этот туннель. Я думал пройти до Тургеневской, рассматриваястарую карту, я видел там переход на станцию Сретенский Бульвар. Оттуда идетнедостроенная линия, и по ней можно добраться до Трубной, — он достал изкармана обгоревшую листовку с картой на обороте. Название мне очень ненравится, особенно теперь, но делать нечего. С Трубной есть переход на Цветнойбульвар, я видел его у себя в карте, и оттуда, если все будет хорошо, можнопопасть в Полис по прямой. — Нет, — грустно ответил ему Хан, качая головой. —Тебе не попасть в Полис этой дорогой. Эти карты лгут. Их печатали задолго дотого, как все произошло. Они рассказывают о линиях, которые никогда не былидостроены, о станциях, которые обрушились, погребая под сводами сотни невинных,они умалчивают о страшных опасностях, таящихся на пути и делающих многиемаршруты невозможными. Твоя карта глупа и наивна, как трехлетний ребенок. Даймне ее, — протянул он руку.

Артем послушно вложил листок в его ладонь. Хан тут жескомкал ее и швырнул в огонь. Пока Артем размышлял о том, что это, пожалуй,было лишним, но не решаясь спорить, Хан потребовал: — А теперь покажи мне тукарту, что ты нашел в рюкзаке своего спутника. Порывшись в вещах, Артем отыскали ее, но передавать Хану не спешил, помня печальную судьбу собственной.Оставаться без плана линий не хотелось. Заметив его колебания, Хан поспешилуспокоить: — Я ничего с ней не сделаю, не бойся. И поверь, я ничего не делаюзря. Тебе может показаться, что некоторые мои действия лишены смысла и дажебезумны. Но смысл есть, просто он недоступен тебе, потому что твое восприятие ипонимание мира ограничено. Ты еще только в самом начале своего пути. Ты слишкоммолод, чтобы понимать некоторые вещи.

Не находя в себе сил возразить, Артем передал Хану найденнуюу Бурбона карту, обычный квадратик картона размером с почтовую открытку, вродетой, пожелтевшей, старой, с красивыми блестящими шарами, инеем и надписью «СНовым 2005 Годом», которую ему как-то удалось выменять у Виталика на облезлуюжелтую звездочку с погон, найденную у отчима в кармане. — Какая она тяжелая, —хрипловато произнес Хан, и Артем обратил внимание, что ладонь, на которой лежалэтот кусочек картона, вдруг подалась книзу, как будто и впрямь он весил большекилограмма. Секунду назад держав его в руках, он не заметил ничего необычного.Бумажка как бумажка. — Эта карта намного мудрее твоей. Здесь кроются такиезнания, что мне не верится, что она принадлежала человеку, который шел с тобой.Дело даже не в этих пометках и знаках, которыми она испещрена, хотя и они могутрассказать о многом. Нет, она несет в себе нечто… — его слова резко оборвались.