Худой поспешно задрал руки вверх, открывая взглядустолпившихся по другую сторону поросшие тонким волосом подмышечные впадины.Бородач демонстративно зажал нос свободной рукой, и подошел еще ближе, дотошнорассматривая и выискивая бубоны, но и там не смог найти никаких симптомов. —Здоров я! Я здоров! Что, убедились теперь?! — чуть не в истерике выкрикивалмужичонка срывающимся в визг голосом.

В толпе неприязненно зашептались. Уловив общее настроение ине желая сдаваться, коренастый вдруг объявил: — Ну и что, что ты сам здоров?Это еще ничего не значит! — Как это — ничего не значит? — опешив и как-то сразусникнув, поразился тот. — Да так. Сам-то ты мог и не заболеть. У тебя можетбыть иммунитет. А вот заразу принести ты мог вполне. Ты же с этим твоим Рыжимобщался? В отряде одном шел? Говорил с ним там, воду из одной фляги пил? Заруку здоровался? Здоровался, брат, не ври. Здоровался ведь? Здоровался… — Ну ичто, что здоровался? Не заболел ведь… — потерянно отвечал мужичок. Его странныйтанец прекратился и теперь он замер в бессилии, затравленно глядя на толпу. — Ато. Не исключено, что ты заразен, брат. Так что ты извини, мы рисковать не можем.Профилактика, брат, понимаешь? — бородач расстегнул пуговицы жилета, обнажаябурую кожаную кобуру. Среди стоявших по другую сторону костра послышалисьодобрительные возгласы и вновь, уже более уверенно защелкали затворы. — Ребята!Но я же здоров! Я же не заболел. Вот, смотрите, — он опять поднимал вверх худыесвои руки, но теперь все только морщились пренебрежительно и с явнымотвращением.

Коренастый извлек из кобуры пистолет и наставил его намужичка, который, похоже, так и не мог понять, что с ним происходит, и тольковсе бормотал, что он здоров, прижимая к груди скомканный свой ватник — былопрохладно и он начинал уже мерзнуть.

Тут Артем не выдержал. Дернув назад затвор, он сделал шаг ктолпе, не осознавая толком, что он собирается сейчас сделать. Под ложечкоймучительно сосало, и в горле стоял ком, так что выговорить ему бы сейчас ничегоне удалось. Но что-то в этом человеке, в опустевших, отчаянных его глазах, вбессмысленном, механическом бормотании, поцарапало Артема, толкнуло его сделатьшаг вперед. Неизвестно, что он сделал бы после, но на его плечо опустиласьрука, и боже, какой тяжелой она была на этот раз! — Остановись, — спокойноприказал Хан и Артем застыл как вкопанный, чувствуя, что его хрупкая воляразбивается о гранит воли Хана. — Ты ничем не можешь ему помочь. Ты можешь либопогибнуть, либо навлечь на себя их гнев. Твоя миссия останется невыполненной ив том, и в другом случае, и ты должен помнить об этом.

В этот момент мужичок вдруг как-то дернулся, вскрикнул, и,прижимая к себя свой ватник, одним махом соскочил на пути и помчался к черномупровалу южного туннеля с нечеловеческой быстротой, дико и как-то по-животномувереща. Бородач рванул было за ним и пытался прицелиться в спину, но потомодумался и махнул рукой. Это было уже лишним, и каждый, кто стоял на платформе,знал это. Неясно лишь было, помнил ли загнанный мужичок от том, куда он бежит,надеялся ли он на чудо, или просто от страха все выпало у него из головы.Только через пару минут его вопль, рвущий глухую тягостную тишину проклятоготуннеля и топот его сапог как-то разом, мгновенно оборвались. Не затихлипостепенно, а смолкли в одно мгновение, будто кто-то выключил звук, и даже эхоумерло сразу, так что вновь воцарилось безмолвие. И было это так странно, такнепривычно для человеческого слуха и разума, что воображение пыталось ещезаполнить этот разрыв, и казалось, слышен был где-то вдалеке еще крик. Но этотолько чудилось, и все отдавали себе в этом отчет. — Шакалья стая безошибочночувствует больного, дружок, — промолвил Хан и Артем чуть не отшатнулся, заметивв его глазах блуждающие хищные огни. — Больной — обуза для всей стаи и угрозаее здоровью. Поэтому стая загрызет больного. Раздерет его в клочья. В кло-чья,— повторил он, словно смакуя. — Но это же не шакалы, — нашел наконец в себесмелость возразить Артем, вдруг начиная верить, что он имеет дело среинкарнацией Чингиз Хана. — Ведь это люди! — А что прикажете делать? —парировал тот. — Деградация. Медицина у нас здесь на шакальем уровне. Игуманности в нас столько же. Посему…

Артему было что возразить на это, однако он решил, чтоспорить с единственным своим покровителем на этой дикой станции было бы несовсем правильно. Хан же, подождав с минуту возражений, наверное, определил длясебя, что Артем сдался и перевел разговор на другую тему. — А теперь, пока унаших маленьких друзей такое оживление по поводу инфекционных заболеваний испособов борьбы с ними, мы должны ковать железо. Иначе они могут не решиться напереход еще долгие недели. А тут — как знать? — может, удастся проскочить.

Остальные стояли у костра и возбужденно обсуждалислучившееся. Кто-то осторожно поддел на ствол ружья и швырнул в костер мешоксгинувшего мужичка. Люди были напряжены и растеряны, призрачная тень страшнойопасности накрыла их рассудок, и теперь они пытались решить, что же делатьдальше, но мысли их, как подопытные мыши в лабиринте, кружились на месте,беспомощно тыкались в тупик, бессмысленно метались взад-вперед, не в силахотыскать выход. — Наши маленькие друзья весьма близки к панике. Кроме того, ониподозревают, что только что линчевали невинного, а такой поступок вовсе нестимулирует дальнейшее рациональное мышление. Сейчас мы имеет дело не сколлективом, а со стаей шакалов. Отличное ментальное состояние для манипуляциипсихикой! Обстоятельства складываются как нельзя лучше, — довольнопрокомментировал Хан, улыбаясь краешком губ и весело глядя на Артема.

От его торжествующего вида Артему опять стало как-то не посебе. Он попробовал улыбнуться в ответ, — в конце концов, Хан хотел помочь ему,— но вышло жалко и неубедительно. — Главное теперь — авторитет. Сила. Стаяуважает силу, а не логические аргументы, — кивнув Артему, добавил Хан. — Стой исмотри. Не далее, чем через день ты сможешь продолжить свой путь, — и с этимисловами, сделав несколько широких шагов, он вклинился в толпу. — Здесь нельзяоставаться! — загремел его голос, и говор в толпе сразу затих.

Люди с настороженным любопытством прислушивались к егословам. Хан использовал свой могучий, почти гипнотический дар убеждения. Спервыми же словами острое чувство опасности, нависшей над ним и над каждым, ктоосмелится остаться на станции после произошедшего, захлестнуло Артема. — Онзаразил здесь весь воздух! Подыши мы им еще немного и нам конец. Зараза тутповсюду, и если мы еще не заразились, обязательно подцепим эту дрянь, еслиостанемся. Передохнем, как крысы, и будем гнить прямо посреди зала, на земле.Сюда никто не проберется, чтобы помочь нам, нечего и надеяться! Рассчитывать мыможем только на себя. Надо поскорее уходить с этой чертовой станции, где всекишит микробами. Если мы выйдем сейчас, все вместе, прорваться через тоттуннель будет совсем несложно. Но надо делать это немедленно!