— А почему?

— Ну, мы с дедом поспорили, кто больше знает обисследованиях Тибета… ну, мне ещё надо столько всего прочитать, мы вечеромдуэль устраиваем.

Я уже и не рад был, что начал про это говорить. Подумаешь…ну, проиграл бы я деду, высмеял бы он меня…

— Трусишь просто, — вдруг сказал Ромка.

И что-то во мне, колючее и быстрое, выпалило, прежде чем яуспел его поймать:

— Кто бы говорил… плакса…

— А ты сволочь! Сам трус! — выкрикнул Ромка. — Мы Юркупозовём! А ты мне лучше не попадайся!..

Я кинул бибикающую трубку на стол. Потом схватил проклятуюкнижку и запустил о стену.

Вот и всё. Нет у меня больше друга. И не будет никогда.

А вот валяться не надо. Зачем я лежу на полу, в чужойкомнате, на чужой планете…

Так и получилось, Ромка. Ты у меня был единственным другом.Может, дед про то и не знал. И не хотел, чтобы мы рассорились. Только… такполучилось.

Стыдно-то как… И ведь ожидал я этого. Знал прекрасно, что впервый раз толком не получится. Во всех книгах написано, что вначале мужчинаплохо процесс контролирует, этому тоже учиться надо. А такого ловеласа из себястроил…

— Ты меня так хотел? — спросила Ната. Провела ладонью поспине. Она казалась разочарованной, но не сильно.

— Да, — хватаясь за спасительную соломинку, ответил я. —Наташка, прости…

— Ой, ну брось, даже приятно, когда парень так тебя хочет. Аспорим, я тебя сейчас…

Она засмеялась, навалилась на меня сверху, и неловкостьсразу куда-то делась, вновь вернулось желание, почему-то замешенное на мысли —каким теперь будет мир, он ведь изменится, не может не измениться после такого,у меня, наверное, на лице всё будет написано… и Лида тоже всё поймёт… не долженя сейчас о ней думать, это нечестно…

Встать. Нет, надо встать. Двигаться, смотреть на мир, а нена блеклые тени прошлого…

Наташка, прости, я и впрямь забыл. Тебе, конечно, всё равно.Ты уж точно меня забыла… знаю я твою любвеобильность. Но я тебя и правданемного люблю. Как первую свою женщину. Ты уж прости. На первых не женятся. Импросто благодарны. Но это ведь тоже немало…

— Итак, твои действия, курсант?

— Предупредительный выстрел по курсу.

— Так. Неопознанный самолёт не реагирует и продолжаетдвижение в сторону государственной границы.

— Ещё раз потребую следовать за мной… повторно произведувыстрелы по курсу.

— А не зацепишь самолёт-то?

Майор смеётся. Ему нравится загонять меня в тупик. Не точтобы он меня не любил — он со всеми так поступает. А уж тем более с лучшимикурсантами.

— Не зацеплю.

Вокруг качается небо. Старенькая спарка идёт надесятикилометровой высоте. Управлять положено мне, но майор отобрал штурвал.Ему нечасто удаётся полетать. А у меня ещё всё впереди.

— Кстати, на «шестьдесят седьмом» пушечного вооружения нет.Ты не пробовал делать предупреждающие залпы самонаводящимися ракетами?

Я молчу.

— Хорошо. Ты всё сделал по инструкции. Самолёт следует всторону границы.

— Запрашиваю землю.

— Тебе отвечают «действуйте по обстановке». Они всегда такотвечают, курсант. Запомни — ты стрелочник, и отвечать только тебе. Ну, иногдаещё тому вспотевшему от страха офицеру, что сидит на микрофоне…

— Приближаюсь к самолёту, чтобы установить тип.

— С равной вероятностью — пассажирский «Боинг», самолётрадиолокационной разведки или десантный.

— Я определю.

— Нет, курсант. Ночью, в старой машине… ничего ты непоймёшь. Твои действия? Десять секунд! Объект у нейтральной территории! Бериуправление.

Ну почему он разыгрывает древнюю историю корейского «Боинга»именно со мной? Почему? Именно со мной, чьи родители разбились… и никому неизвестно, была ли это простая усталость металла или не в меру старательныйпэвэошник…

Затерявшийся в небе на старой машине, измотанныйнерешительностью земли, помнящий об американском «карантинном поясе»,установленном в годы правления хунты, об осмелевших китайцах…

— Время!

— Огонь.

Я даже нажимаю кнопку пуска. Непроизвольно, успевая откинутьпредохранитель, качнуть самолёт — носом к несуществующему нарушителю — ивдавить красную кнопку до отказа…

Разумеется, ничего не происходит. Кнопка светится, но толчкаот стартующих ракет нет. Никто не подвешивает к спарке в пилотажном полётебоевые ракеты.

Майор отвечает не сразу. И в голосе лёгкое удивление.

— Цель поражена, курсант. Самолёт падает. Твои действия?

— Сопровождаю цель до контакта с землёй.

— Не боишься увидеть, что это было?

— Боюсь.

Майор вздыхает:

— Извини дурака, Петя. Веди на точку.

Я закладываю разворот, неуверенно, руки будто чужие, номайор не поправляет. Вокруг — только небо.

— Я обычно говорю, что это был пассажирский самолёт, —вполголоса произносит майор. — Нам… нам положено так говорить. Пыл охлаждатьзагодя. Стране не нужны инциденты…

Я молчу.

— Но тебе я скажу правду, — сухо и чётко сообщает майор. —Это был американский бомбардировщик.

Встаю. Уже встал.

Какой смысл сбивать бомбардировщик, уносящий свойсмертоносный груз обратно?

Прямой.

В назидание.

Ты понял, Пётр?

Я ещё не совсем пришёл в себя. Оглядел тесную душевую.Никого нет, только голос куалькуа в глубине мозга. Внятный и тихий шепоток. Яна планете Тени. Земля с её игрушечными проблемами — невообразимо далеко.

— Кажется. Что это было?

Постижение. Когда ты вошёл во Врата — произошло то же самое.Только ты этого не почувствовал. Я сделал всё грубее. Нарочито грубее.

Голова кружилась. И кружились, метались, заставляя сжиматьсясердце, воспоминания. Тени воспоминаний…

Теперь я знаю тебя гораздо ближе. Я тебя постиг — и смогуобъяснить. Представь, что ты взял в руки бумажный самолётик. Размахнулся иотправил лететь… Так действуют кабины Геометров. А теперь представь, чтовначале ты развернул сложенный лист бумаги. Прочитал всё, что было на нёмнаписано. Сложил заново. Это — Врата Тени.