– Дурак! – завопил я, закрывая Лэну глаза ладонью. Лэн дажене шевельнулся, лишь с восторгом сказал:

– И сквозь руку светит… Данька, это солнце?

– Солнце, дубина! Ты глаза испортишь!

– Почему? – Лэн попробовал высвободиться, и я не раздумываяпригнул ему голову. Наставительно сказал:

– На солнце нельзя долго смотреть. Запомни! Нельзя смотретьна солнце!

– Правда? – с сомнением спросил Лэн.

Я убрал с его лица руку и спросил:

– Что видишь?

– Круги разноцветные…

– Закрой глаза и сиди, – посоветовал я. А сам спросил уКотенка, который висел в воздухе, как и Лэн, неотрывно глядя на солнце: – Онглаза не испортил?

– Нет, сейчас пройдет, – успокоил меня Котенок. – Ничего,детям положено обжигаться, чтобы узнать, что огонь горячий.

– А ты сам?

– Я-то? – хмыкнул Котенок, разглядывая солнце. – Ха-ха!

Ясно было, что сейчас от него ничего не добиться. Я сновавзглянул на Лэна, который уселся на палубу и послушно жмурил глаза. И толькотеперь, при солнечном свете, я понял, какой же он бледный.

Кожа у Лэна была белая до голубизны. Волосысветло-светло-каштановые, про такие иногда говорят – выгоревшие. Может, они ивыгорели. От тьмы. Да еще черная ткань Крыла оттеняла его бледность. Кошмар…

Я сел рядом, положил ему руку на плечо и спросил:

– Как глаза?

– Уже нормально. Темно, – продолжая жмуриться, сказал Лэн.

– Открывай глаза, – велел я.

Лэн посмотрел на меня и улыбнулся:

– Данька, а у нас тоже так будет?

– Конечно, – твердо пообещал я. – Еще лучше будет. И ещебудут рассветы, и закаты, и облака, сквозь которые свет мягкий, и ночь, когдазвезды светят.

Лэн кивнул, быстро и послушно, словно от того, поверит онили нет, зависело, сбудутся ли мои слова.

– Мальчики, вы купаться будете? – окликнула нас Гарет. Яобернулся и чуть было не зажмурился. Потому что она раздевалась. Выше пояса ужесняла все, а сейчас стягивала джинсы. А Реата успела раздеться совсем. Ипреспокойненько стояла у борта яхты, ничуть не стесняясь нас с Лэном.

Может, у Крылатых так принято? Я посмотрел на Лэна, которыйстал пунцово-красным, и понял – нет, не принято. Наверное, это у торговцев впорядке вещей.

Интересно, а я сейчас такой же красный, как Лэн?

Гарет неторопливо разделась догола, посмотрела на нас ипонимающе улыбнулась. Снисходительно так и без смущения.

И тут я завелся. Что я, голых женщин не видел? Ну, в жизни,конечно, не видел, а на фотках во всяких газетах и журналах или поздно вечеромпо телику – сколько угодно.

– Лэн, будешь купаться? – спросил я.

Он замотал головой. И не своим голосом произнес:

– Я плавать не умею.

– А я искупаюсь, – сказал я и вдруг заметил, что мой голостоже стал чужим, незнакомым.

Ничего.

Я начал снимать Крыло, понимая, что помедлю еще секунду – итоже разучусь плавать, как Лэн. Хорошо еще, что ни Гарет, ни ее дочь в моюсторону не смотрели. А когда я выбрался наконец из тугого комбинезона, Реатавдруг прыгнула вниз головой в воду. Нырнула она отлично, без брызг, а вынырнуламетрах в пяти и поплыла в сторону от яхты. Мне сразу стало легче. С каким-тоупрямством я стянул и плавки. Шагнул к борту – и прыгнул в воду.

Вода оказалась теплой, ничуть не похожей на хлорированнуюжижу бассейнов, где я привык купаться. И еще очень соленой, меня так ивыкидывало на поверхность. Я поднял голову – Гарет стояла надо мной.

Все-таки я еще не видел голых женщин. Фотографии – совсем нето. Я вдруг почувствовал… в общем, хорошо, что я уже в воде.

Жена торговца была довольно молодой. Может, лет тридцати иличуть больше, не знаю, я как-то плохо в таком разбираюсь. Но фигура у нее быластройная, как у молодых девчонок, из-за того, наверное, что Гарет все времяпутешествовала пешком…

– Теплая вода, Даня? – каким-то очень мягким, страннымголосом спросила Гарет.

Я смог только кивнуть. Попытался отвести глаза – и не смог.Мне хотелось смотреть на ее груди, и ноги, и рыжий треугольничек волос. Никогдане думал, что там волосы такого же цвета, как и на голове. На фотках, которые явидел, волосы там всегда были темные.

Гарет присела на борт и скользнула в воду. Я заболталруками, отплывая в сторону. Гарет окунулась с головой, вынырнула, засмеялась:

– Я тебя не утоплю, Данька. Можешь не удирать.

– И не собираюсь, – хрипло сказал я. Когда Гарет забралась вводу, стало не так неловко. Но зато появилось ощущение, что меня обманули.

– Лэн, пошли купаться! – снова крикнул я. Лэн не ответил.

– Твой друг слишком маленький, – мягко сказала Гарет. – Онстесняется. К тому же он просто человек.

Я хотел было возмутиться, что Гарет считает Лэна маленьким.Но ее последняя фраза меня совсем доконала.

– А мы кто? – с вызовом спросил я.

– Мы? Мы – те, кто стал рядом с богами. Мы служим Силам; ты– Свету, я – Сумраку. Это ничего, Свет и Сумрак не враги.

– Лэн тоже служит Свету! – возразил я.

– Нет, Данька. Лэн служит только тебе. И если ты перейдешьна другую сторону, он пойдет следом.

– Ерунда! – шепотом, боясь, как бы не услышал Лэн,возмутился я. – Мы друзья!

– Ты слишком сильный для того, чтобы быть другом. – Гаретсказала это мягко, но уверенно. – Либо тебя должны растоптать, унизить… либоЛэн должен стать сильнее и выше себя самого. Тогда вы сможете стать друзьями.Ты же и сам понимаешь, Даня.

Я не ответил. А Гарет медленно подплыла ко мне и, глядя вглаза, сказала:

– Данька, а я вовсе не такая старая, как ты думал. Верно?

Я замялся. Рука Гарет легла мне на плечо, и вдруг стало душно,невыносимо жарко.

– Хочешь, покажу тебе одну тайну нашей яхты? – убирая руку,спросила Гарет.

– Да, – с облегчением ответил я.

– Плыви со мной.

Гарет поплыла к корме, быстро, сильно загребая руками. Якролем плаваю плохо и поплыл следом брассом, брызгаясь во все стороны. Гарет,не оборачиваясь, тихо засмеялась.

Корма была высокой, как на каком-нибудь старинном галеоне.Над водой торчали бронзовые крюки, и я вдруг подумал, что на них можноподвесить мотор. Может, торговцы так и делали, когда попадали в мир, где«фотоны, протоны и магнитные поля». Из досок выступали какие-то медные болты.