Люди согласно зашумели. Большинство из них не могли, как иАртем, противостоять колоссальной силе убеждения, которой буквально лучиласьфигура Хана. Вслед за его словами, Артем послушно переживал все те состояния и чувства,которые были заложены в них: ощущение угрозы, страх, панику, безвыходность,затем слабую надежду, которая все росла по мере того, как Хан продолжалговорить о том выходе из положения, который он предлагал. — Сколько вас? — исразу несколько людей принялись пересчитывать собравшихся по этому вопросуХана. Не считая их с Артемом, у костра было восемь человек. — Значит, ждатьнечего! Нас уже десять, мы сможем пройти! — заявил Хан, и, не давая одуматься,продолжил, — собирайте свои вещи, не позднее чем через час мы должны выйти! —Быстрее, назад к костру, забирай свои пожитки. Главное — не дать им опомниться.Если мы промедлим, они начнут сомневаться, что им надо уходить отсюда к ЧистымПрудам. Некоторые из них вообще шли в другую сторону, а некоторые просто живутна этом полустанке и никуда отсюда не собирались. Придется мне, видимо, пойти стобой до Китай-Города, иначе, боюсь, в туннелях они потеряют своюцелеустремленность, или вообще забудут, куда и зачем они идут, — прошепталАртему Хан, утягивая его за собой к их маленькому лагерю.

Быстро покидав в свой рюкзак все приглянувшееся Бурбоновоимущество и не успевая уже задумываться о моральной стороне своих поступков,пока Хан сворачивал свой брезент и тушил костер, Артем бросал время от временивзгляд на происходящее с другого края зала. Люди, оживленно копошившиесявначале, собирая свой скарб, с течением времени двигались все менее бодро ислаженно. Вот кто-то присел у огня, другой побрел зачем-то к центру платформы,а вот двое сошлись вместе и заговорили о чем-то. Начиная уже соображать, что кчему, Артем дернул Хана за рукав. — Они там общаются, — предупредил он. — Увы,общение с себе подобными — практически неотъемлемая черта человеческих существ.И даже если их воля подавлена, а сами они, в сущности, загипнотизированы, онивсе равно тяготеют к общению. Человек — существо социальное, и тут ничего неподелаешь. Во всех других случаях я бы покорно принял бы любое человеческоепроявление, как Божий замысел. Или как неизбежный результат эволюционного развития,в зависимости от того, с кем я беседую. Однако в данном случае такой ходмышления вреден, — пространно отозвался Хан. — Мы должны вмешаться, мой юныйдруг, и направить их мысли в нужное русло, — резюмировал он, взваливая на спинусвой огромный походный тюк.

Костер погас, и плотная, почти осязаемая тьма сдавила их совсех сторон. Достав из кармана подаренный фонарик, Артем сдавил рукоятку.Внутри устройства что-то зажужжало, и лампочка ожила. Неровный, мерцающий светбрызнул из нее. — Давай, давай, жми еще, не жалей, — подбодрил его Хан, — онможет работать и получше.

Когда они подошли к остальным, несвежие туннельные сквознякиуспели уже выветрить из их голов уверенность в правоте Хана. Вперед выступилтот самый крепыш с бородой, который до этого занимался предотвращениемраспространения инфекции. — Послушай, браток, — обратился он небрежно кАртемову спутнику.

Даже не смотря на того, Артем кожей почувствовал, какэлектризуется атмосфера вокруг Хана. Судя по всему, панибратство приводило тогов бешенство. Изо всех людей, с которыми он был знаком до сих пор, меньше всегоАртем хотел бы увидеть взбешенного Хана. Оставался, правда, еще Охотник, но онпоказался Артему настолько хладнокровным и уравновешенным, что и представитьего во гневе было просто невозможно. Он, наверное, и убивал с тем выражением налице, с которым другие чистят грибы или заваривают чай. — Мы тут посовещались,и вот чего… Что-то ты пургу гонишь. Мне, например, вовсе несподручно кКитай-Городу идти. Вон и товарищи тут против. Да ведь, Семеныч? — обратился онза поддержкой к кому-то в толпе. Оттуда раздался согласный голос, правда, покадовольно робкий. — Мы вообще к Проспекту шли, к Ганзе, пока там дрянь втуннелях не началась. Ну, мы переждем и дальше двинем. И ничего здесь не станетс нами. Вещи мы его сожгли, а про воздух ты нам мозги не конопать, — это ж нелегочная чума. Если мы заразились, так уже заразились, делать тут нечего.Заразу в большое метро нести нельзя. Только скорее всего, что нет никакойзаразы, так что шел бы ты, браток, со своими предложениями, — все болееразвязно рассуждал бородатый.

От такого напора Артем немного опешил. Но украдкой взглянувнаконец на своего спутника, он почувствовал, что коренастому сейчас непоздоровится. В глазах Хана вновь пылало оранжевое адское пламя, и шла от неготакая звериная злость и такая сила, что Артема ударил озноб и волосы на головеначали подниматься дыбом, захотелось оскалиться и зарычать. — Что же ты егосгубил, если никакой заразы не было? — вкрадчиво, нарочито мягким голосомспросил Хан. — А для профилактики! — нагло глядя и поигрывая желваками, ответилтот. — Нет, дружок, это не медицина. Это, дружок, уголовщина. По какому правуты его так? — Ты меня дружком не называй, я тебе не собачка, понял? —ощетинясь, огрызнулся бородач. — По какому праву я его? А по праву сильного!Слышал о таком? И ты особенно здесь не это… А то мы сейчас и тебя, и молокососатвоего порвем. Для профилактики. Понял?! — и уже знакомым Артему движением онрасстегнул свой жилет и положил руку на кобуру.

На этот раз Хан уже не успел остановить Артема, и бородатыйуставился в ствол его автомата быстрее, чем успел расстегнуть кобуру. Артемтяжело дышал и слушал, как бьется его сердце, в виски стучал кровь, и никакиеразумные мысли в голову не шли. Он знал только одно — если бородатый скажет ещечто-нибудь, или его рука продолжит свой путь к рукояти пистолета, он немедленнонажмет на спусковой крючок. Он не хотел подохнуть, как тот мужичок. Он не дастстае растерзать себя. Бородач застыл на месте и не делал никаких движений, злопоблескивая темными глазами.

Но тут произошло нечто непонятное. Хан, безучастно стоявшийдо этого в стороне, вдруг сделал большой шаг вперед, разом оказавшись лицом клицу с обидчиком, и заглянув ему в глаза, негромко сказал: — Прекрати. Тыподчинишься мне. Или умрешь.

Грозный взгляд бородача померк, его руки бессильно повисливдоль тела, и так неестественно, что Артем не сомневался — если на того что-тои подействовало, то не его автомат, а слова Хана. — Никогда не рассуждай чересчурмного о праве сильного. Ты слишком слаб для этого, — сказал Хан и вернулся кАртему, к удивлению того не делая даже попытки разоружить врага.

Тот неподвижно стоял на месте, растерянно оглядываясь посторонам. Гомон смолк и люди ждали, что Хан скажет дальше. Контроль былвосстановлен. — Будем считать, что дискуссии окончены и консенсус достигнут.Выходим через пятнадцать минут. Обернувшись к Артему, он сказал ему: — Тыговоришь, люди? Нет, друг мой, это звери. Это шакалья стая. Они собирались наспорвать. И растерзали бы. Но одного они не учли. Они-то шакалы, но я — Волк.Есть станции, где меня знают только под этим именем, — добавил он и отвернулсялицом во тьму.