оставался, кто-то в тот же день возвращался в штаб, а то и вовсе уходил к анархистам, которые были в Каталонии самой многочисленной партией, наверное, превосходили все остальные вместе взятые. По моему скромному мнению, это самая «испанская» партия.

После получения винтовок группы из десяти человек по очереди под моим руководством училась разбирать-собирать, заряжать-разряжать и чистить их. Остальные сколачивали мишени или, вооружившись метровыми шестами, отрабатывали штыковой бой под командованием Хесуса Родригеса. На третий день я показал на чертежах, нарисованных на стене склада, как надо целиться «под яблочко» и дал всем по очереди пощелкать из незаряженных винтовок, наведя на изготовленные ими, поясные мишени.

На четвертый поехали за город. На склоне холма вкопали десять деревянных мишеней с нарисованным в центре черным «яблочком». С расстояния в пятьдесят метров каждый пальнул по пять раз боевыми патронами. Несколько человек сумели всадили по одной-две пули в мишень. «Яблочки» оставались девственными, пока я тоже не отстрелял обойму, основательно «распечатав» одно из них. Вся центурия подошла к этой мишени и восхищенно похвалила меня. В этом плане испанцы не зазнайки, хвалят других, как себя. Во второй половине дня я еще раз прошелся по теории, объяснив, как надо сильно прижимать приклад к плечу, целиться, затаивать дыхание перед нажатием на курок… Теоретически все были снайперами.

Утром пятого дня еще раз сходили на стрельбище, потратили в два захода по восемь патронов. В промежутке я прочел еще одну лекцию по основам стрельбы из винтовки. В итоге последняя попытка была результативной: в каждой мишени после восьми попыток была хотя бы одна дырка.

После сиесты я сходил в штаб и доложил Хосе Коморере, что центурия готова к отправке на фронт.

— Молодец, камрад! Я знал, что ты справишься! — восторженно произнес он.

— Когда поедем на фронт? — спросил я.

— Маньяна, — ответил генеральный секретарь ОПСК.

— Тогда дай мне еще пятьсот патронов для обучения солдат, — потребовал я.

Выдали ордер на три сотни. Наверное, Хосе Коморера был уверен, что иностранцы возьмут ровно столько, сколько разрешили, или тоже страдал национальным достоинством. На этот раз я подошел к делу серьезнее. Приехали мы в арсенал на повозке, запряженной двумя мулами, на которой в нашем районе разъезжал торговец дровами. Он как раз распродал весь товар и собрался домой, но с радостью согласился помочь революционерам. Тем более, что мы пообещали уложиться в полчаса. Испанские полчаса.

Заведующий арсеналом забрал бумажку и сказал:

— Сами знаете, где брать.

Конечно, знаем. Сперва мы зашли в полуподвал, где лежали винтовки и нашли еще три ящика с немецкими «маузерами-95» и четыре с американскими винчестерами модели тысяча восемьсот семьдесят третьего года, произведенные двадцать лет назад под патрон калибра 44−40 (одиннадцать миллиметров) и магазином на двенадцать патронов. Для первых нашли всего два ящика патронов, один на девятьсот патронов, а второй на полторы тысячи. Зато для вторых нагрузили на тележку четыре ящика по тысячу двести в каждом. Хотели еще пару зацепить, но до заведующего арсеналом что-то начало доходить, двинулся в нашу сторону, поэтому я приказал торговцу дровами ехать к воротам.

— Заговори заведующего арсеналом, — толкнул я в бок ближнего солдата.

Тот быстро сообразил и завел разговор с заведующим арсеналом о ситуации на фронте, а потом перешел к политике. Когда испанцам делать нечего, ругают свое правительство.

50

Моя центурия, увеличившаяся до семидесяти девяти человек, занимает позиции километрах в четырех южнее города Уэска на дороге, ведущей в деревню Помпенильо и дальше на юг. Расположились мы на краю подковообразного холма с плоской вершиной и крутыми склонами. До нас здесь держало оборону другое подразделение партии ОПСК. Судя по окопам по грудь, среди тех, кого мы сменили, не было ни одного военного-пехотинца, даже в звании рядовой. До врага было метров семьсот. Он на таком же плоском холме с обрывистыми склонами. Попасть на такой дистанции мог только опытный снайпер с хорошей винтовкой. Таковых на нашем участке фронта нет. По крайней мере, я не слышал. Наверное, поэтому наши предшественники и не напрягались или просто командир не сумел заставить своих подчиненных выполнить приказ.

Я сумел. Через неделю у нас были окопы полного профиля и блиндажи, а не норы на два-три солдата, нарытые предшественниками. Заодно решил и вторую проблему — заставил оборудовать три сортира, два мужских и один женский. Раньше шага нельзя было ступить, даже в окопе, чтобы не вляпаться. Эта непосредственность испанцев меня бесила.

Застукав очередного серуна, парня лет шестнадцати, я спросил:

— Неужели трудно отойти метров на пять⁈

— Нет, — ответил он.

— Тогда почему ты устроился именно здесь⁈ — продолжил я задавать вопросы, судя по выражению лица испанца, очень глупые.

— А какая разница⁈ — удивленно произнес он.

Пришлось пригрозить увольнением из центурии, если будут гадить в окопах. Со временем привыкли к туалетам, хотя по ночам часто слышал, как отливают на стенку траншеи напротив входа в землянку. Это уже их проблемы. Я жил в отдельной, одноместной, вырытой лично для меня с огромным удовольствием, чтобы не мешал им жить, как привыкли.

Еще дальше в тыл, во впадине, находилась кухня, в которой два раза в день готовили горячую пищу. Там же хранились запасы продуктов, воды и дров. Всё это привозили крестьяне из соседних деревень. Они присвоили и разделили помещичьи земли, поэтому были кровно заинтересованы, чтобы сюда не пришли франкисты, как после первого октября стали называть врагов. В этот день мятежники избрали Франсиско Франко новым каудильо (вождем) нации и присвоили ему чин генералиссимуса. В радиусе километров пяти от нашей позиции найти дрова было невозможно. Всё было срублено до нас. Бревна и доски на землянку доставили, разобрав крыши сараев, с разграбленного монастыря, расположенного километрах в пятнадцати от наших позиций.

Еще одной проблемой было запретить стрелять в сторону вражеских окопов. В первый день каждый идиот из состава центурии потратил не меньше десятка патронов. Пока я в окопе, никто не стреляет. Стоит отойти, начинается пальба.

— Зачем вы тратите понапрасну патроны, которых у нас мало⁈ Всё равно не попадете! — бесился я.

— Так там же враги, — отвечали мне, не понимая, что меня раздражает.

— Вот и ори им проклятия, — посоветовал я.

— Они не услышат, — возражали мне.

— И на твои выстрелы тоже не отреагируют, — объяснил я.

Только после того, как четверо самых заядлых стрелков были разоружены и отправлены в Барселону или