Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подойдет, — согласился я.
— Поймите нас правильно, но мы обязаны информировать полицию о каждом постояльце, — сообщил он виноватым тоном. — Есть у вас какой-нибудь документ, удостоверяющий личность?
— Этого хватит? — показал я «подорожную», выписанную Кончитой.
— О, ОПСК! Этого более, чем достаточно! — радостно объявил портье и переписал мое имя в журнал регистрации, добавив рядом название партии.
Так понимаю, в городе теперь рулят коммунисты, которым без капиталистов никак.
— Можно отдать одежду в стирку? — спросил я. — На фронте с этим были проблемы.
— Мы оказываем такую услугу. Позвоните мне, пришлю горничную, которая заберет вещи в стирку. Утром получите их чистыми. Можем даже парикмахера пригласить в номер, — рассказал он, отдавая ключи от номера четыреста семь.
— К парикмахеру сам схожу и заодно пообедаю и закуплюсь на вечер, потому что сменной одежды нет, — признался я.
Парикмахерская была наискось на противоположной стороне бульвара. Из трех мастеров работал один, но говорили все вместе, включая клиента, которого подстригали. Меня тоже подстригли и побрили. Во время первого процесса я поведал, как воевал под Уэской. Рассказ свелся к ночному рейду за пушкой. Уверен, что эту историю в ближайшие дни будут обсасывать во всех парикмахерских Барселоны и не только. Деньги с меня не взяли, зато песету на чай приняли. Стрижка и бритье стоили столько же, но это другое, как говорят продвинутые политики.
В ресторане по соседству я отведал каталонскую эскуделью — мясной суп с макаронами и/или рисом и овощами, который подают, как два блюда: сперва суп, а потом овощи и порезанную кружочками пилоту — большую фрикадельку, приправленную чесноком и петрушкой. Ленивые хозяйки готовят одно блюдо, и тогда оно называется эскуделья боррихада. Вторым блюдом взял ботифарру — белую вареную колбасу из свиного желудка, щёковины (жировая складка на шее) и белого перца с гарниром эскаливада — печеных баклажанов, сладкого перца и помидор, которым дают остыть, с соусом айоли из оливкового масла, чеснока, яичного белка и натертой груши. На десерт взял каталонский крем — местный вариант крем-брюле, но вместо сливок обычное молоко. Его помещают в глиняную чашку, посыпают сверху сахаром и ставят ненадолго в разогретую духовку, благодаря чему сверху образуется коричневатая корочка, сладкая, хрустящая на зубах. Напомнила мне ту, что образуется на топлёном молоке в русской печи, которую попробовал первый раз в детстве у бабушки по отцу. Заодно взял с собой шушу — полукруглые пончики с этим кремом. Запивал местным белым игристым вином кава.
По пути в отель заглянул в продуктовый магазинчик, где купил свежих лепешек и тонких свиных колбасок фуэт, похожих по форме на сосиски, но тверже и покрытых белесыми пятнами плесени, придающими специфичный вкус и запах, и две зеленые бутылки игристого вина кава с натуральными пробками, удерживаемыми стальной проволокой, как у шампанского. Со всем этим богатством вернулся в номер, набрал полную ванную теплой воды, сложил на полу возле входной двери всю свою одежду, в которой вши скакали табунами, позвонил портье, чтобы горничная забрала ее в стирку. Перед тем, как залезть в ванную, поставил на край ее бокал, наполненный вином, а на пол рядом — бутылку с остальным, и посмотрел на себя в большое овальное зеркало, приделанное к стене. Там, где кожа не загорела, она все равно была примерно такого же цвета из-за пятен и полос грязи. Пехота — негигиеничный род войск. В волосах копошились вши, не пожалевшие остаться в окопах вместе с крысами, которые частенько будили меня по ночам, пробегая по лицу, из-за чего укрывался головой. Теперь их ждало путешествие в грязной воде по трубам в Средиземное море. Интересно, выживет хоть одна?
Задержав дыхание, я медленно погрузился с головой в воду приятной температуры. Тело наполнилось ощущением невесомости. Под водой другое восприятие жизни, более легкое, что ли. Грязь начала раскисать и отслаиваться вместе с печальными воспоминаниями о суровых окопных буднях. Счастье — это когда из ада в рай или наоборот.
54
Штаб интернациональных бригад располагался в городе Альбасете на улице Свободы в казармах Гражданской гвардии. Этот населенный пункт всё-таки захватили, пока я сражался в пехоте. Приехал я на переполненном поезде. На перроне разгуливал патруль из двух пофигистов-итальянцев, которые, отчаянно жестикулируя, объяснили, как дойти до казарм, и даже прошли со мной немного, чтобы, наверное, не передумал и не сбежал. На КПП несли службу четыре солдата. Один, молодой итальянец, прислонив карабин к стене, стоял перед входом и, счастливо улыбаясь, отвешивал комплименты всем девушкам, проходившим мимо. Некоторые ходили туда-сюда по несколько раз. На меня он даже не глянул. Еще два, по виду французы, сидели в караульном помещении за стеклянным окном с «кормушкой» внизу, через которую я передал им свой «документ» и тут же, после того, как глянули на печать, получил обратно. Четвертый, скорее всего, немец, неторопливо прогуливался с винтовкой на плече внутри вдоль широких железных ворот с облупившейся местами черной краской, на обеих створках которых было по небрежно замазанному потёкшей, белой краской гербу короля Испании: красно-желтая корона, под которой в верхних четвертях желтый замок на красном фоне и темно-красный лев на белом, шагающий, карикатурно раскорячив лапы, налево, в прошлое, а на нижних два щита, в красно-желтую вертикальную полоску и красный с желтым восьмипалым крестом и зеленной точкой в перекрестии, а в центре — голубой щит с тремя желтыми лилиями.
— Товарищ, где штаб? — спросил я на немецком языке.
— Вон то здание, — показал он рукой на трехэтажное строение из местного камня-ракушечника.
Над главным входом был большой плакат на немецком языке «Слава дисциплине!». На соседнем здании между вторым и третьим этажами висела растяжка на французском «Опасайся венерических заболеваний!». Кому что, а курке просо.
На входе часового не было. Внутри тоже никто не поинтересовался, что это за тип с пистолетом в кобуре на поясе разгуливает по коридорам? Видимо, на призыв о дисциплине откликались только немцы, да и то не все. На месте франкистов я бы с одним взводом подготовленных бойцов зачистил все казармы. Впрочем, на той стороне, скорее всего, точно такой же бардак.
Увидев на двери старую, потускневшую, медную табличку «Канцелярия», я потянул на себя массивную бронзовую рукоятку, более светлую в том месте, где за нее брались. Внутри за столом, на котором стояла печатная машинка, сидела женщина в возрасте около сорока в