— Ах, мадемуазель, — начала она однажды, увидевслезы раскаяния в глазах Розали, — неужели человек может быть слепым дотакой степени, чтобы не видеть, что ему уготована лучшая доля? Неужели, имеяспособности познать Бога, трудно понять, что эти дары даны ему только затем,чтобы выполнять обязанности, которые они налагают? Есть ли на с??ете что-нибудьболее угодное Предвечному, нежели ' добродетель, пример которой он сам являет?Может ли создатель такой красоты на земле думать о чем-то другом, кроме добра?И могут ли устремиться к нему наши сердца, если не будут наполнены добротой,чистосердечием и мудростью? Мне кажется, — продолжала богонравнаясирота, — в чувствительных душах не может быть иных причин любви квсевышнему, кроме чувства благодарности за то, что он подарил нам этотпрекрасный мир. Более глубоким умом можно постичь всеобщую цепочку нашихобязанностей, так почему не хотим мы выполнять те, что требует наш долг, еслиони служат нашему благу? Разве не сладостно угождать всеблагому Существу,исповедуя добродетели, которые способствуют нашему счастью на земле, а послеземной жизни обеспечивают наше возрождение в лоне божьем? Ах, Розали, как слепыте, кто хотел бы лишить нас этой надежды! Соблазненные, обманутые своиминизменными страстями, они готовы отвергнуть вечные истины и предатьсяпоступкам, которые делают их недостойными вечного блаженства; они предпочитаютдумать, будто их обманывают, между тем как они сами обманывают себя. Мысль оботказе от низменных удовольствий страшит их, им кажется удобнее отказаться отнебесной надежды, чем признать то, что поможет им приобрести ее. Но когда в ихсердцах затухают эти тиранические страсти, когда глаза их открываются, когда невидят они ни в чем опоры, тогда начинает звучать властный голос Господа, откоторого прежде отмахивались они посреди своего иступления, вот тогда, Розали,ужасно их пробуждение и горьки их сожаления о том, как дорого приходится имплатить за свои ошибки! Вот так приходит человек к ужасному осознаниюгреховности своей прошлой жизни, и искренен он не в моменты опьянения иэкстаза, но когда его успокоенный разум, собрав всю оставшуюся энергию, ищетистину, прозревает и наконец видит ее. Тогда мы сами призываем это высшееСущество, когда-то для нас не нужное, мы его умоляем — оно нас утешает, мы егопросим — оно нас слушает. Но почему мы раньше отрицали его? Почему непризнавали то, что так необходимо для нашего счастья? Почему мы повторяли вследза людьми заблудшими, что бога нет, между тем как сердце разумного человекавсякую минуту предлагает нам доказательства существования этого божественногоСущества? Так стоит ли заблуждаться вместе с безумцами вместо того, чтобырассуждать здраво вместе с людьми мудрыми? Тем не менее все вытекает из этогопервейшего принципа: коль скоро существует Бог, он требует и заслуживает нашегопоклонения, а главнейшее условие этого поклонения — добродетель, и в этом нетникакого сомнения.

Из этих основных истин Жюстина легко выводила и следующие, ибезбожница Розали становилась понемногу христианкой. Но как подтвердить теориюпрактикой? Розали, вынужденная повиноваться отцу, самое большее могладемонстрировать свое отвращение к навязываемым ей оковам, но и это былорискованно с таким человеком, как Роден. Он оставался непоколебим, ни одна изрелигиозных и моральных доктрин Жюстины не выдерживала, сталкиваясь с егопринципами, но если ей удавалось убедить его, то, по крайней мере, и он непоколебал его решимости.

Пока Жюстина старалась обратить в веру дочь хозяина дома,давшего ей приют, Роден тоже не терял времени, равно как и надежды сделать изЖюстины свою сторонницу. В числе многочисленных ловушек, расставленных длятого, чтобы иметь удовольствие хорошенько рассмотреть тело пансионеров, которыхРоден предполагал совратить или просто полюбоваться ими, если чувствовалтрудности подобного предприятия в отношении их, имелась очень чистая и дажеэлегантная уборная, ключи от которой давали только тем, чьи прелестиинтересовали хозяина. Сиденье в этой уборной было устроено таким образом, чтокогда ученик (или ученица) садился, вся его задняя часть находилась в полезрения Родена, который в это время располагался в соседнем помещении. Еслиребенок, заподозрив неладное, приподнимался оглядеться, неожиданно и бесшумнозакрывался специальный люк с пружиной, и успокоенный ученик снова усаживался наместо. Тогда люк опять открывался, и Роден, почти уткнувшись носом в голуюзадницу, наблюдал процесс справления нужды. Если обследованный зад емунравился, он тотчас мысленно приговаривал его к порке или к порке в сочетании ссодомией.

Нетрудно догадаться, что очень скоро ключ от этогомагического заведения был доверен Жюстине и что наш сластолюбец, взволнованныйтем, что обнаружил в этом ребенке, составил в уме заговор против ее прелестей иутвердился в своем злодейском намерении решительнее, чем прежде.

— О Боже! — вскричал он, зайдя к Селестине послеодной из своих экспедиций. — О небо! Ты не можешь представить себебожественные телеса этой девочки! Никто здесь с ней не сравнится, нет ни однойзадницы, которая похожа на эту потрясающую жопку!.. Жюстина вскружила мнеголову, я больше не выдержу… Я должен получить ее, сестрица, я долженнасладиться любoй ценой. Испробуй все, уговаривай, соблазняй, обещай, нодобейся успеха, иначе гнев заменит в моем сердце чувство, которое пробудила вомне Жюстина, и приведет меня к безумствам… ты знаешь, на что я способен, когдапередо мной возникают препятствия.

Селестина приложила все. усилия: целых пятнадцать дней онасоблазняла бедняжку, но вынуждена была признать, что все ее планы рухнули.

— Ты безнадежно глупа, — так заявила она Жюстине,разозленная неудачей, — если конкретному счастью, которое тебя ждет,предпочитаешь надуманные идеалы, которые питает твоя фантазия. Как пришло втвою головку, которая всегда казалась мне светлой, что эта столь восхваляемаятобой чистота нравов может быть хоть для чего-то пригодной? Неужели тыполагаешь, что окружающие будут долго взирать на твою чистоту благосклоннымвзглядом? Твоя гордыня в первое время может удивить, затем ранит самолюбиелюдей и, наконец, обернется для тебя их презрением, и ты минуешь возраст, когдадевушка нравится, не воспользовавшись драгоценными дарами природы, кроме того,ты оскорбляешь ее, пренебрегая ими. Кстати, какое зло ты усматриваешь в том,чтобы предложить свое тело тому, кто его возжелал? Разве не от природы идет егожелание? Ты бросаешь ей вызов, не уступая ему; ты противишься целям нашеймудрой праматери, которая, предназначив для наслаждения мужчин твои прелести,рано или поздно накажет тебя и твою добродетельность. Это смешное целомудрие,которому ты придаешь такое большое значение, является, как ты скоро убедишься,не чем иным, как преступным небрежением намерениям природы в отношении тебя.Поверь мне, мой ангел, мужчины ценят нас только за удовольствия, которые мы имдоставляем; когда мы им отказываем, они от нас отворачиваются, и тогда намостается лишь маленькая гордость при воспоминании о нашем сопротивлении. Норазве сравнится ощущение, которое я тебе предлагаю, с этим жалким чувством?Нет, дитя мое, нет ничего сладостнее плотских радостей. Ничто так сильно небудоражит нас, ничто не дает нам такие живые, такие продолжительныенаслаждения… Да, да, ангел мой, не сомневайся: одно мгновение любви стоиттысячи лет добродетельной жизни. Уступи, Жюстина, уступи, и этим тыудовлетворишь свое тщеславие. Роден предпочитает тебя всем остальным в этомдоме, так разве эта сладкая победа самолюбия не дороже всех жертв, принесенныхдобродетели? Ты будешь коронована руками граций и будешь счастливее, отдавшисьнаслаждениям, чем сопротивляясь природе. Как глупа женщина, котораярассчитывает возвыситься над другими благодаря соблюдению идиотских нормдобропорядочности! Что с ней станется после долгих лет лишений? Позабудутсядобродетели, которыми она мечтала себя обессмертить, и окружающие ее людиразделятся на две части: те, кто будут ее презирать, и вторые, которые будутсомневаться в ее здравомыслии, но ни— один не посочувствует ей, ни один невспомнит добрым словом о ее жертвенности… Ты хочешь сказать о радости исполненногодолга? Ах, Жюстина, какая это скудная радость, и насколько женщина, всю жизньудовлетворявшаяся только химерами, ниже очаровательного, создания, котороенаходит свое счастье в объятиях разврата! Так лови, каждую минуту лови этинаслаждения, против которых восстают твои предрассудки, и ты не захочешь ничегодругого. Мой брат тебя обожает и все сделает ради тебя. Ты забыла о том, что онуже сделал? Разве признательность не является больше первым долгом честногочеловека? Но ты увиливаешь от этого священного долга, ты плюешь на него,Жюстина, когда отказываешь своему благодетелю.