– Я ничего не брала, – всхлипывалаТоня.

– Не ври, – оборвал ееакадемик, – у нас никогда ничего до этого не пропадало.

– Я говорю правду, – отбиваласьАнтонина.

– Вот что, – подвел чертуСлавин, – чтобы это было в последний раз! Имей в виду, никакого уголовногодела, естественно, я заводить не стану, но знай, если опять приключится кража,я самолично отведу тебя в милицию!

– Вы мне не верите? – выкрикнуладевушка.

– Извини, нет, – ответилпрофессор, – кольцо-то лежало у тебя под матрацем.

Послышался дробный стук каблучков. Ребеккавысунулась в окно и увидела, как Тоня, вся в слезах, бежит к воротам.

К ужину она не явилась, впрочем, на следующейдень на занятия тоже не пришла. Обеспокоенный, Славин вновь обратился вмилицию. Спустя два дня Тоню нашли в парке «Лосиный остров». Девушка повесиласьна березе в глухом углу, куда редко забредали прохожие. В кармане у нее нашлизаписку. «Я не виновата, никогда ничего ни у кого не брала, пусть тот, кто насамом деле вор, и его дети, будут прокляты!»

Славин, тяжело переживая происшедшее, винил вовсем себя:

– Налетел на ребенка, наорал! Надо былоаккуратней, бог знает почему девочка решилась на воровство!

Нора старательно отвлекала бывшего мужа, пресекаявсе разговоры на щекотливую тему. Кто-то пустил по академии слух, что Антонинасела на иглу и покончила с собой, когда узнала, что заболела СПИДом.

Абсолютно дикая версия, но она прижилась.

Ребекка замолчала, потом тихо добавила:

– Мне еще тогда кое-что показалосьподозрительным. Ну зачем прятать кольцо под матрацем? Ведь она хотела егопродать, не так ли? Значит, нужно было его унести, во всяком случае, я бы так исделала… И потом, мама так странно себя вела после этой смерти. Все времянервничала, дергалась, а пару раз даже плакала. Меня это, честно говоря,удивило, она терпеть не могла Тоню. Конечно, жаль девушку, но Нора не слишкомсентиментальна. Она, естественно, сказала все положенные в данном случае слова,устроила поминки, но рыдать… Рыдать бы не стала. Вернее, она могла картинновсхлипывать на кладбище, стонать на глазах у всех… Но дело в том, что мамаплакала тихо, у себя в спальне, а вот это совсем не в ее духе. Словом, в головеу меня зародилось подозрение, но потом все забылось! И вот теперь получается,что Нора все подстроила, фактически убила Тоню. Даже, по-моему, статья есть вУголовном кодексе – доведение до самоубийства. Дом преткновения!

– Что? – не поняла я.

– Папа так говорил, – пояснилаБекки, – есть выражение: камень преткновения, знаешь?

– Конечно.

– Ну вот, а у нас дом преткновения. Нораочень боялась, что после смерти папы особняк в Алябьеве придется делить междунами и Светой, дочкой Тамары. Сейчас, когда папы нет…

Она замолчала. Я удивилась:

– Но ведь Нора понимала, что Лика тоженаследница.

Бекки пояснила:

– Ну, когда произошла история с Тоней, оЛике и речи не было. Мама надеялась, что отец больше никогда не женится, онастрашно любит своих детей, нас то есть, просто до умопомрачения, а этот особнякдля нее нечто особенное. Папа получил участок в Алябьеве очень давно, в 70-мгоду, но тогда у них не было денег на роскошное строительство, и тут возвелипростенький домик. Его постепенно переделывали, надстраивали и только в 94-мгоду, уже при Лике, отстроили этот дворец.

Но Нора самым парадоксальным образом считала,что дом принадлежит ей и детям. Они все станут тут жить, вместе, в родовомгнезде! Она даже пару раз в шутку сказала Лике:

«Вот, не дай бог, со Славиным что случится, иты нас выгонишь из любимого дома».

Анжелика пропустила замечание мимо ушей иникак не отреагировала, но, когда Нора стала снова и снова повторять эту фразу,последняя жена Славина спокойно сказала:

«Не волнуйся, Нора! Если с ВячеславомСергеевичем, не дай бог, произойдет несчастье, то и я жить не стану. У Светыесть отличная квартира, к тому же им с Тамарочкой просто не на что содержатьособняк, так что дом твой».

«Я тоже не слишком обеспечена», – быстроответила Нора.

Лика рассмеялась:

«Если ты продашь все бриллианты, которые дарилтебе Вячеслав Сергеевич, хватит на три жизни, пожалуйста, не жалоби меня, япрекрасно знаю, сколько стоят те драгоценности, что сегодня на тебе, а ведь онине единственные».

Нора вспыхнула. Лика как ни в чем не бывалопродолжала:

«Хочешь, оформим у нотариуса бумаги?»

«Какие?»

«В случае кончины Славина я отказываюсь отвсех прав на дом, но пойми, Нора, даже если у меня не хватит духу покончить ссобой, все равно я не смогу жить в особняке, где была столь счастлива!»

Неожиданно Нора стала оправдываться:

«Пойми, у меня дети!»

«Конечно, – кивнула Лика, – ты –мать и думаешь в первую очередь о них».

Ребекка опять вытащила сигареты.

– Я поражалась Лике. Нора покупалазанавески, меняла ковры, словно и в самом деле была хозяйкой, а Анжелика лишьулыбалась и говорила: «Хорошо, что есть человек, на которого можно положиться втрудном деле домоустройства».

Однажды Ребекка не выдержала ипоинтересовалась у подруги:

– Скажи, тебе не обидно, что мама тутвовсю орудует?

Лика вздохнула:

– Для меня главное – покой ВячеславаСергеевича, а если отнять у Норы любимую игрушку, то спокойной жизни придетконец. Честно говоря, мне без разницы цвет ковров, в своей комнате и спальнеСлавина я ей хозяйничать не дам, а остальное… да Аллах с ним.

Бекки замолчала и распахнула окно. Свежийвечерний воздух ворвался в помещение, запахло жасмином и чем-то сладким,приторным. На улице стемнело.

Ночью мне не спалось. Обычно я моментальнопроваливаюсь в сон, стоит только донести голову до подушки, но сегодня непомогло ничего: ни сорок капель валокордина, ни рюмка коньяку, ни чай с медом.Я вертелась в кровати с боку на бок, пытаясь вытянуть ноги между Мулей и Адой,преспокойненько храпевшими под пледом. Сон не шел. Измучившись вконец, явстала, открыла окно и, глядя, как на приветливый свет настольной лампы летитрой мошкары и глупых ночных бабочек, стала размышлять о том, кто убил Славина?Тот, кому его смерть была выгодна, или тот, кто его за что-то сильно ненавидел…