— Майклу очень тяжело.

— Да. Но из этого не следует, что нужно быть свиньей.

— Все ведут себя плохо, — сказал я. — Дай только случай.

— Ты бы иначе себя вел. — Брет взглянула на меня.

— Я был бы таким же идиотом, как Кон.

— Милый, зачем мы говорим такую чушь?

— Хорошо. Давай говорить о чем хочешь.

— Не сердись. У меня нет никого, кроме тебя, а мне такскверно сегодня.

— У тебя есть Майкл.

— Да, Майкл, Вот тоже сокровище, правда?

— Послушай, — сказал я. — Майклу очень тяжело, что Кон здесьоколачивается и не отходит от тебя.

— Будто я не знаю, милый. Пожалуйста, не говори об этом, мнеи так тошно.

Я никогда еще не видел, чтобы Брет так нервничала. Онаизбегала моего взгляда и упорно смотрела в стену.

— Хочешь пройтись?

— Да. Пойдем.

Я закупорил бутылку фундадору и отдал ее буфетчику.

— Выпьем еще, — сказала Брет. — У меня нервы разгулялись.

Мы выпили еще по рюмке мягкого душистого коньяка.

— Идем, — сказала Брет.

Когда мы вышли, я увидел Кона, выходящего из-под аркады.

— Ну конечно, вот он, — сказала Брет.

— Он не может уйти от тебя.

— Бедняга!

— А мне ни капли его не жаль. Я сам его ненавижу.

— Я тоже, — она вздрогнула, — ненавижу за то, что он такстрадает.

Я взял ее под руку, и мы пошли по неширокой улице прочь оттолпы и огней площади. На улице было темно и мокро, и мы пошли к укреплениям наокраину города. Мы проходили мимо открытых дверей винных лавок, откуда светпадал на черную мокрую улицу и доносились внезапные взрывы музыки.

— Хочешь зайти?

— Нет.

На окраине мы шли по мокрой траве, потом поднялись накаменный крепостной вал. Я постелил газету на камень, и Брет села. По тусторону темной равнины видны были горы. Дул сильный ветер, и тучи то и дело закрывалилуну. Под нами чернели глубокие рвы укреплений. Позади были деревья, и тень отсобора, и силуэт очерченного лунным светом города.

— Не горюй, — сказал я.

— Мне очень скверно, — сказала Брет. — Давай помолчим.

Мы смотрели на равнину. Длинными рядами стояли под лунойтемные деревья. По дороге, поднимающейся в гору, двигались автомобильные фары.На вершине горы светились огни крепости. Внизу, налево, текла река. Онавздулась от дождя, вода была черная и гладкая, деревья темные. Мы сидели навалу и смотрели. Брет глядела прямо перед собой. Вдруг она вздрогнула:

— Холодно.

— Хочешь вернуться?

— Пойдем парком…

Мы сошли с вала. Тучи снова заволакивали небо. В парке поддеревьями было темно.

— Джейк, ты еще любишь меня?

— Да, — сказал я.

— Знаешь, я погибла, — сказала Брет.

— Что ты?

— Я погибла. Я с ума схожу по этому мальчишке, Ромеро. Я,наверное, влюбилась в него.

— Я не стал бы этого делать на твоем месте.

— Я не могу с собой сладить. Я погибла. У меня все рветсявнутри.

— Не делай этого.

— Не могу с собой сладить. Я никогда не могла с собойсладить.

— Это надо прекратить.

— Как же я прекращу? Не могу я ничего прекратить. Посмотри.

Она протянула мне руку.

— Все во мне вот так дрожит.

— Не надо этого делать.

— Не могу с собой сладить. Я все равно погибла. Неужели тыне понимаешь?

— Нет.

— Я должна что-нибудь сделать. Я должна сделать что-нибудьтакое, чего мне по-настоящему хочется. Я потеряла уважение к себе.

— Совсем тебе не нужно этого делать.

— Милый, не мучь меня. Как ты думаешь, легко мне терпетьэтого несчастного Кона и скандалы, которые устраивает Майкл?

— Знаю, что нелегко.

— Не могу же я все время напиваться.

— Нет.

— Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мнойи поможешь мне?

— Конечно.

— Я не говорю, что это хорошо. Хотя для меня это хорошо.Господи, никогда я не чувствовала себя такой дрянью.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Пойдем, — сказала Брет. — Пойдем разыщем его.

Мы вместе шли в темноте под деревьями по усыпанной гравиемаллее, потом аллея кончилась, и мы через ворота парка вышли на улицу, ведущую вгород.

Педро Ромеро был в кафе. Он сидел за столиком с другимиматадорами и спортивными критиками. Все они курили сигары. Когда мы вошли, онипосмотрели на нас. Ромеро поклонился улыбаясь. Мы сели за столик в серединекомнаты.

— Попроси его перейти к нам и выпить с нами.

— Подожди. Он сам придет.

— Не могу смотреть на него.

— А на него приятно смотреть, — сказал я.

— Всю жизнь я делала все, что мне хочется.

— Знаю.

— Я чувствую себя такой дрянью.

— Будет тебе, — сказал я.

— Господи! — сказала Брет. — Чего только женщинам неприходится выносить.

— Разве?

— Ох, я чувствую себя такой дрянью.

Я посмотрел в их сторону. Педро Ромеро улыбнулся. Он сказалчто-то сидящим с ним за столиком и встал. Он подошел к нашему столику. Я встал,и мы пожали друг другу руки.

— Не хотите ли выпить?

— Позвольте мне угостить вас, — сказал он. Он отодвинул стули сел, безмолвно испросив разрешение у Брет. Держался он превосходно. Нопродолжал курить. Сигара хорошо шла к его лицу.

— Вы любите сигары? — спросил я.

— Очень. Я всегда курю сигары.