Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артем стоял молча, пораженный увиденным и наконец начиналпонимать, кого Хан так напоминал ему иногда. — Но и ты — волчонок, — спустяминуту добавил тот, не поворачиваясь к нему, и в его голосе Артему почудилисьнеожиданно теплые нотки.
Он действительно был совершенно пустой и чистый, этоттуннель. Сухой пол, приятный ветерок в лицо, ни одной крысы, никакихподозрительных ответвлений, зияющих чернотой штолен — в этом туннеле, пожалуй,можно было бы жить не хуже, чем на любой из станций. Больше того, этосовершенно неестественное спокойствие и чистота не только не настораживали, нодаже и развеивали все те опасения, с которыми люди ступали в него. Легенды опропавших здесь начинали казаться глупыми выдумками, и Артем начал дажесомневаться в том, происходила ли наяву дикая сцена с несчастным, которогоприняли за чумного, или только пригрезилась ему, пока он дремал на кускебрезента перед костром Хана.
Они замыкали цепочку — Хан побоялся, что люди начнутотставать по одному, и тогда, по его словам, до Китай-Города не дойдет никто.Теперь он мерно шагал рядом с Артемом, спокойный, будто ничего и не случилось,и резкие морщины, перерезавшие было его лицо во время стычки на Сухаревской,теперь разгладились. Буря улеглась, и перед Артемом снова был мудрый испокойный Хан, а не опасный матерый волк. Но превращение не заняло бы и минуты,и он хорошо чувствовал это. Однако, понимая, что следующая возможностьприподнять завесу над некоторыми из тайн метро ему представится не скоро, если представитсявообще, он просто не смог удержаться от вопроса. — А вот вы понимаете, чтопроисходит в этом туннеле? — по возможности наивным голосом спросил он. — Этогоне знает никто, в том числе и я, — нехотя отозвался тот. — Да, есть вещи, окоторых даже мне неведомо ровным счетом ничего. Единственное, что я могу тебесказать об этом — это бездна. Беседуя с собой, я называю это место чернойдырой… Ты, верно, никогда не видел звезд? Говоришь, видел однажды? И что-нибудьзнаешь про космос? Так вот, гибнущая звезда может обратиться такой дырой — еслипогаснув, под действием собственного неимоверно могучего притяжения она начнетпожирать сама себя, втягивая вещество с поверхности внутрь, к своему центру,становясь все меньше размером, но все плотнее и тяжелее. И чем плотнее онабудет, тем больше будет возрастать сила ее тяготения. Этот процесс подобенснежной лавине, ведь с усилением тяготения все больше вещества и все быстреебудет увлекаться к сердцу этого монстра, и он необратим. На определенной стадииего мощь достигнет таких высот, что он будет втягивать в себя своих соседей,всю материю, находящуюся в пределах его влияния, и, как апогей — даже волны.Исполинская сила позволит ему пожирать световые лучи, и пространство вокругнего будет мертво и черно — ничто попадшее в его владения не в силах уже будетвырваться оттуда. Это своебразная звезда тьмы, черное солнце, распространяющеевокруг себя лишь холод и мрак, — он замолк, прислушиваясь к тому, какпереговаривались впереди идущие. — Но как все это связано с этим туннелем? — невыдержал Артем после пятиминутного молчания. — Ты знаешь, я обладаю даромпровидения. Мне удается иногда заглянуть в будущее, в прошлое, или жепереместиться мысленно в другие места. Бывает, что-то неясно, скрыто от меня,так я не могу пока знать, чем кончится твой поход, и вообще твое будущее дляменя загадка. Это совсем другое ощущение — словно смотришь сквозь мутную воду иничего не разобрать. Но когда я пытаюсь проникнуть взором в происходящее здесьили постичь природу этого места — передо мной лишь чернота, и луч моей мысли невозвращается из абсолютной тьмы этого туннеля. Оттого я называю его чернойдырой, когда беседую сам с собой. Вот и все, что я могу рассказать тебе о нем,— завершил было он, но спустя еще пару мгновений неразборчиво добавил, — и этоиз-за него я здесь. — Так вам неизвестно, почему временами он совершеннобезопасен, а иногда проглатывает идущих? И почему одиноких путников? — Мнеизвестно об этом не больше, чем тебе, хотя уже вот третий год, как я пытаюсьразгадать его загадки. Все тщетно.
Быстрое эхо разносило стук их сапог далеко вперед и назад.Воздух здесь был какой-то прозрачный, дышалось на удивление просто, темнота неказалась пугающей, и даже повествование Хана не настораживали и не волновали,так что Артему подумалось, что Хан был так мрачен не из-за тайн и опасностейэтого туннеля, а из-за бесплодности своих поисков и трудов. Его озабоченностьпоказалась Артему надуманной и даже смешной. Вот же этот перегон, никакойугрозы он не представляет, прямой, пустой… В голове у него заиграла дажекакая-то бодрая мелодия, и, видимо, прорвалась наружу незаметно для негосамого, потому что Хан вдруг глянул на него насмешливо и спросил: — Ну что,весело? Хорошо здесь, правда? Тихо так, чисто, да? — Ага! — радостно, что вот иХан тоже наконец согласился Артем, и так ему легко и свободно сделалось на душеот того, что тот смог понять его настроение и тоже проникнулся им… Что и онтоже идет теперь и улыбается, а не хмурится своим тяжким мыслям, что и онтеперь верит этому туннелю. — А вот прикрой глаза — дай, я тебя за руку возьму,чтоб ты не споткнулся… Видишь что-нибудь? — заинтересованно спросил тот, мягкосжимая Артемово запястье. — Нет, ничего не вижу, сквозь веки только немногосвета от фонариков, — послушно зажмурившись, немного разочарованно сказалАртем, и вдруг тихо вскрикнул. — Вот, пробрало! — удовлетворенно отметил Хан. —Красиво, да? — Потрясающе… Это как тогда… Нет потолка и все синее такое… Божемой, красота какая… И как дышится-то! — Это, дружок, небо. Любопытно, правда?Если тут глаза под настроение закрыть и расслабиться, его здесь многие видят.Странно, конечно, что и говорить… Даже те, кто и на поверхности-то не бывалникогда. И ощущение такое, будто наверх попал… Еще до. — А вы? Вы это видите? —не желая раскрывать глаза, блаженно спросил Артем. — А я ничего тут не вижу, —помрачнел Хан. — Все почти видят, а я нет. Только густую такую черноту, яркуютакую черноту, если ты понимаешь, что я хочу сказать, вокруг туннеля, сверху,снизу, по бокам, и только ниточку света — тянется сзади вперед, и за нее мы идержимся, когда идем по лабиринту. Может, я слеп. А может, слепы все остальные,и только я вижу частицу его сути, а остальные просто довольствуются навеваемымиим грезами. Ладно, открывай глаза, я не поводырь и не собираюсь вести тебя заруку до Китай-Города, — отпустил он запястье.