обычная история. Они умудряются быть богохульниками и искренне верить в любые религиозные приметы и чудеса. Как-то незаметно Татьяна поменялась местами с Креветкой и оказалась слева от меня. Теперь я был обязан ухаживать за ней. Поскольку я почти без акцента говорю на испанском языке и знаю менталитет и дурные привычки аборигенов, делать это было нетрудно. Я в который раз использовал бабушку-испанку, благодаря чему был признан почти своим.

Наслушавшись от меня комплиментов, она вдруг спросила очень серьезно:

— Зачем ты сюда приехал? Ты не похож на них, ты из другого мира, где не знают нужду.

Я собирался отшутиться, но понял, что для нее очень важно услышать честный ответ, и предупредил:

— В двух словах это не объяснишь, а слушать долго научные рассуждения тебе будет скучно.

— Постарайся рассказать интересно и коротко, — предложила она.

— Давай попробуем, — согласился я. — Начну с терминов. Каждая страна — это экономический базис, представленный финансовыми элитами, и политическая надстройка, которую они выбрали и поддерживают. Каждому базису соответствует свой тип надстройки. Какой она будет — это компромиссное решение финансовых элит. Даже в так называемых демократических странах голосуют только за тех, кого выдвинули разные группы влияния. Да и не важно, как проголосуют, важно, как посчитают, а делать это будут они. Если вдруг по каким-то самым невероятным причинам к власти прорывается не тот, кто им нужен, находится полезный идиот, который решает проблему. Полезные идиоты — это люди, которые выполняют грязную работу для финансовых элит, будучи уверенными, что действуют в своих интересах или ради какого-нибудь святого или праведного дела типа «Свобода, равенство, братство». Теперь перейдем к Испании. Раньше у вас базисом было сельское хозяйство и элитами — богатые землевладельцы, светские и клирики, которых вполне устраивала королевская власть, дававшая им намного больше прав, чем другим сословиям. В последние десятилетия базис поменялся на капиталистический. Наиболее сильной финансовой элитой стала буржуазия, которую самодержавное и церковное всевластие не устраивало. Они поменяли надстройку, свергнув короля руками полезных идиотов. На этом буржуазная революция должна была закончиться, но вмешались две антисистемы, коммунистическая и фашистская. Первых представляют полезные идиоты, считающие себя коммунистами, социалистами, анархистами, а вторых — фашистами, фалангистами, националистами. Названия у них разные, но суть одна: они делают грязную работу во благо тех, кто будет жить за их счет. Обе антисистемы плохи, но в первой элитой являются представители одной религии — коммунизма, во второй — одной национальности, арийцев, и нескольких второстепенных. Как по мне, вторая опаснее, поэтому помогаю полезным идиотам уничтожать друг друга на стороне первой.

— Ты считаешь всех их, — Татьяна Риарио де Маркес обвела взглядом сидевших за нашим столом, — полезными идиотами⁈

— И нас с тобой тоже, — улыбнувшись, подтвердил я. — И нынешнее руководство республики, и Франко с мятежными генералами, хотя у него судьба сложится лучше, станет диктатором после победы.

— Думаешь, националисты победят⁈ — еще больше удивилась она.

Я точно знал, что так и будет, но изрек научное обоснование:

— Они полезные идиоты ваших новых финансовых элит, которым помогут собратья из других стран, потому что сейчас боятся больше коммунистической антисистемы, чем фашистской.

— Тогда мне совсем непонятно, что ты здесь делаешь⁈ — воскликнула она.

— Мне стало скучно, — признался я. — Так понятно?

— Да, — ответила она. — Я сразу почувствовала, что ты авантюрист.

— Птицы летают с подобными себе (Рыбак рыбака узнает издалека), — поделился я испанской народной мудростью.

Татьяна Риарио де Маркес улыбнулась, и я почувствовал волну симпатии, выплеснутую на меня с испанской щедростью.

Жила она в пятиэтажном доме неподалеку. Квартира из трех комнат, причем в одной обитала служанка, пожилая усатая женщина по имени Нерея, которая встретила нас в прихожей и тут же исчезла, повинуясь жесту хозяйки. В большой гостиной новая мебель. Девушка тоже не из тех, кто вырос в нужде. На двух подоконниках стояли растения в фаянсовых горшках, красиво расписанных. В спальне широкая кровать с пружинной сеткой, застеленная одеялом в темно-красном пододеяльнике, и стопкой из четырех разноцветных подушек мал мала меньше.

Меня не спросили, хочу я или нет, а просто сказали, чтобы проводил домой. Испанки, по крайней мере, молодые, даже не представляют, что кто-то может их не хотеть. Впрочем, насчет меня она не ошиблась. Не совсем мой типаж, но многомесячное воздержание сделало меня не шибко разборчивым. Когда Татьяна, зайдя в спальню, остановилась и повернулась ко мне, я тут же крепко обнял ее и поцеловал в губы. Отвечала умело и помогала раздеть себя. Как минимум, опыта года два-три, что для нынешней девятнадцатилетней испанки немного чересчур. Как говорят аборигены, у девушки три пункта должны быть короткими: юбка, язык и прошлое. Ни одного совпадения.

Тело было молодым, упругим и познавшим плотские радости. Отдавалась Татьяна боевито, словно должна была победить меня. При этом проигрывала или выигрывала быстро и часто, с каждым разом царапаясь всё истовее. Когда я слез с нее, засмеялась утробно, удовлетворенно, будто все-таки победила.

— Авантюристы — самые лучшие любовники! — то ли похвалила она, то ли поделилась сделанным ранее выводом.

— У тебя есть родственники в Андалусии? — полюбопытствовал я.

— Мой род оттуда. У моих предков был замок на берегу моря, — рассказала Татьяна Риарио де Маркес.

Тогда вполне возможно, что она моя пра-пра-(черт знает в каком колене)-внучка. Впрочем, при испанской ветрености это под большим вопросом.

— Почему ты спросил? — задала она встречный вопрос.

— В молодости пересекался в Марселе с ровесником-испанцем из Андалусии с такой же фамилией, — соврал я.

— Наверное, с моим отцом. Он любил путешествовать, особенно по морю, — сообщила она и добавила печально: — Когда мне было четырнадцать, он утонул во время шторма вместе с нашей яхтой. Никто не спасся. После этого мы переехали в Мадрид, подальше от моря.

Значит, точно мой потомок.

59

Не знаю, сказывается ли отсутствие у испанских генералов опыта ведения современных боевых действий или у них с Позднего Средневековья прижилась манера «мясных» штурмов, когда терции шли напролом, невзирая на обстрел из пушек, но каждая атака врага похожа на предыдущую. Впереди едут испанские танкетки, которых становится всё меньше, за ними валит плотной цепью пехота из Африканского корпуса — марокканцы с офицерами-испанцами — и сзади опять бронетехника, причем больше, чем впереди, которая служит заградительным отрядом, выкашивая из пулеметов тех, кто попробует отступить. Иногда от своих потери