Я протянул ей список с продиктованными Николеттойлекарствами. Толстушечка, радостно улыбаясь, взяла у меня листок. Затем досталаи положила на прилавок коробочки с препаратами.

– С вас семь пятьсот.

Я чуть не упал.

– Сколько?

Девушка оглянулась, потом подмигнула мне и заговорщицкишепнула:

– Себя, любимого, лечите?

– Нет, – отчего-то тоже шепотом ответил я, –маменьку.

Девушка совсем понизила голос и практически одними губамисказала:

– Не тратьтесь зря. Сейчас я вам кое-что объясню. Во,глядите.

Продолжая опасливо оглядываться, провизорша выудила из-подприлавка большую пластиковую банку, в которой, похоже, лежало полкило таблеток.

– Это что? – спросил я.

Девушка потрясла банкой.

– Российский препарат, делают его давным-давно, уж и неприпомню, сколько лет. Стоит эта фигня – две копейки сто таблеток, а по сути,это полный аналог американского.

– Вы уверены, что эти средства полные аналоги?

– Да, – закивала девушка, – состав сравните,читайте.

Я углубился в изучение вкладышей и спустя пару минутвоскликнул:

– Но почему же тогда американская фирма до сих пор непрогорела? Отчего люди покупают это лекарство за огромные деньги?

Девушка улыбнулась:

– Тут чистая психология. Наш больной уверен, чтоотечественная медицина и фармацевтика – полная лажа, ничего хорошего сделать немогут. Но ведь это неправда. Да, растворимый шипучий аспирин придумали не мы,но ведь полно разработок наших ученых. Ну, допустим, вакцина от полимиелита. Ееизобрели советские врачи, а потом весь мир у СССР закупать стал, и много другихпримеров. Но российскому потребителю упорно внушают: свое родное – дерьмо, вотамериканское – это да. Чушь собачья. Другое дело, что импортные производителинаших по всем статьям упаковкой бьют. Во, глядите, у американских таблетокглянцевая коробочка, яркие надписи, любо-дорого посмотреть, к упаковке приложенкрохотный календарик и карандашик, вы вроде как должны числа приема отмечать.

Еще иностранцы рекламу забабахивают, а народ на телик падок,раз какая-нибудь звезда эти таблетки пьет, то и им всем подавай. Какаянаивность! В общем, хитростей полно. Я бы этих врачей придушила!

– Врачей? Почему?

Девушка легла грудью на прилавок и еле слышно зашептала:

– Знаете, как эти дорогущие лекарства продвигают?

– При помощи рекламы? – предположил я.

– Если б только так, то полбеды. Дилеры ходят по больницам,поликлиникам, аптекам и говорят: «Продавайте наши лекарства, за каждуюкупленную упаковку будете иметь процент». И ведь выплачивают аккуратно.Конечно, терапевт начнет советовать этот препарат, он же деньги получит. Ну,чего, готовы бешеные бабки за яркие коробки платить?

– Лучше я подумаю, спасибо за разъяснение, – воскликнуля.

Девушка кивнула и принялась убирать лекарства.

Нора встретила меня сердитым возгласом:

– Ну сколько можно жвачиться! Ваня, ты проиграешь даже начерепашьих бегах.

– За Че мне точно не угнаться, – улыбнулся я, вспомнивчудовище, обитавшее в аквариуме у Евгения.

– Хватит болтать ерунду, отчитывайся! – рявкнула Нора.

Я приступил к пересказу своей беседы с Загребским.

– Естественно, ты, как всегда, записал разговор надиктофон? – прервала меня хозяйка.

– Конечно, вот, пожалуйста.

Нора повертела в руках крохотный аппаратик.

– Ладно, дело ясное. Говоришь, Владилен Карлович тебе сдетства знаком?

– Да, я часто гулял с ним во дворе.

– Я сама могу в злую минуту черт-те что брякнуть, –критично отметила Нора. – Сначала ситуация с Загребским показалась мне перспективной,но теперь понимаю – это лажа. Бедный профессор, не позавидуешь ему. И внукмерзавец, и невестка инвалид, и сам на краю могилы. Ваня, Владилену Карловичуследует помочь по линии «Милосердия», подготовь бумагу.

– Ясно.

– Впрочем, оставь мне запись, я еще раз послушаю.

– Хорошо, можно идти?

– Куда?

– Ну… к себе.

– Устал? – неожиданно заботливо осведомилась Элеонора.

Я насторожился: если хозяйка вдруг начинает беседоватьсладким голосом – жди беды.

– Нет, нет, я абсолютно бодр, – соврал я, – простовремя позднее.

– Я, Ваня, очень внимательно, не один раз, прогнала записьтвоей беседы с Машей Башлыковой, – протянула Нора. – Скажи, ты ничегостранного не заметил?

– В принципе, нет.

– А без принципа? – неожиданно заорала Нора. –Если не умничать, не занудничать, а трезво оценить ситуацию, то как?

Я попытался восстановить в памяти детали встречи.

– Ничего меня не царапнуло.

Нора ткнула пальцем в кнопку.

– Слушай.

Кабинет наполнил пронзительный голос Башлыковой:

«Костя был жуткий эгоист! Вечно в девках путался!»

Я слушал речь Маши, совершенно не понимая, что насторожилоНору.

– Ну, сообразил? – отмерла хозяйка.

– Простите…

– Ладно, давай еще разок!

«Костя был жуткий эгоист…»

Я решил прервать затянувшийся процесс прослушивания одних итех же фраз.

– Нора, извините, наверное, я туп.

– Не «наверное», а точно туп, – мгновенно отбила мячЭлеонора, – напоминаю ситуацию. Тело Кости пока в морге, о его смерти необъявлено, все приятели и знакомые считают парня отдыхающим. Мы пока не имеемникакого права затевать бучу, не знаем, пропала Марина по собственному желаниюили ее удерживают в тайном месте, нам необходимо найти либо живую Арапову, либоее тело, тогда и поймем, как вести себя дальше.

– Я прекрасно помню об этом и делаю все, чтобы нащупать хотьтоненькую ниточку, ведущую к Араповой.

– Значит, о кончине Кости никому не известно?

– Естественно, в курсе лишь ваш адвокат и Эдик Марков,который сейчас руководит «Гемой».